молодому чиновнику зналъ хорошо Евгеній Петровичъ, но, кажется, въ первый разъ позволилъ себѣ намекнуть на ихъ отношенія. По правдѣ сказать, никакихъ отношеній между Калиткиной и Григоріемъ Павловичемъ не было. Была влюбленность (едва ли не стародѣвическая) съ ея стороны и любезная почтительность со стороны чиновника, который къ тому же въ Глафирѣ видѣлъ сестру своего начальника. Онъ бывалъ очень часто у Калиткиныхъ, иногда вмѣстѣ съ дѣвушкой они ходили въ Троицкій или Малый театръ, повѣрялъ Глафирѣ Петровнѣ свои служебныя или денежныя удачи и затрудненія, игралъ на балалайкѣ вальсы и улыбался, опуская выпуклые сѣрые глаза въ отвѣтъ на ея вздохи. Вотъ и все. Романъ былъ тѣмъ болѣе безплодный, что Глафирѣ шелъ уже тридцать второй годъ, и она едва ли согласилась бы лишить брата своихъ заботъ и попеченій.
Прошли недѣли двѣ, Разговоры о странномъ поступкѣ Калиткина прекратились, дѣлу о кражѣ былъ данъ законный ходъ, не приведшій покуда ни къ какимъ результатамъ. Колька привыкалъ и обживался. Было рѣшено, что за лѣто Глафира подготовитъ его въ ремесленное училище, а теперь для развлеченія, и чтобы «не болтаться», ему поручили перекрасить кухню и коридоръ. Евгеній Петровичъ плохо понялъ, что ему тогда говорила сестра и за что благодарила, но объясненій по этому поводу не спрашивалъ. Иногда, слѣдя за пріемышемъ какимъ-то страннымъ и безпокойнымъ взглядомъ, онъ перехватывалъ такой же тревожный и пристальный взглядъ Глафиры, устремленный тоже на мальчика. Мальчикъ чувствовалъ двойной взоръ и, не зная, чего отъ него хотятъ, улыбался, прерывая работу или ученье.
— Ничего, ничего, Коля! — ободрялъ его Евгеній Петровичъ, а Глафира качала головой брату, будто между ними
молодому чиновнику знал хорошо Евгений Петрович, но, кажется, в первый раз позволил себе намекнуть на их отношения. По правде сказать, никаких отношений между Калиткиной и Григорием Павловичем не было. Была влюбленность (едва ли не стародевическая) с её стороны и любезная почтительность со стороны чиновника, который к тому же в Глафире видел сестру своего начальника. Он бывал очень часто у Калиткиных, иногда вместе с девушкой они ходили в Троицкий или Малый театр, поверял Глафире Петровне свои служебные или денежные удачи и затруднения, играл на балалайке вальсы и улыбался, опуская выпуклые серые глаза в ответ на её вздохи. Вот и всё. Роман был тем более бесплодный, что Глафире шел уже тридцать второй год, и она едва ли согласилась бы лишить брата своих забот и попечений.
Прошли недели две, Разговоры о странном поступке Калиткина прекратились, делу о краже был дан законный ход, не приведший покуда ни к каким результатам. Колька привыкал и обживался. Было решено, что за лето Глафира подготовит его в ремесленное училище, а теперь для развлечения, и чтобы «не болтаться», ему поручили перекрасить кухню и коридор. Евгений Петрович плохо понял, что ему тогда говорила сестра и за что благодарила, но объяснений по этому поводу не спрашивал. Иногда, следя за приемышем каким-то странным и беспокойным взглядом, он перехватывал такой же тревожный и пристальный взгляд Глафиры, устремленный тоже на мальчика. Мальчик чувствовал двойной взор и, не зная, чего от него хотят, улыбался, прерывая работу или ученье.
— Ничего, ничего, Коля! — ободрял его Евгений Петрович, а Глафира качала головой брату, будто между ними
