— Постой, постой… Упала я у самаго Гостинаго двора. Ушиблась, и главное страшно перепуталась, потому что упала я не на тротуарѣ, а на мостовой. Встать не могу, но чувство самосохраненія подсказало мнѣ откатиться въ сторону, чтобы не быть раздавленной. Только что я повернулась раза два, какъ на меня еще валится какая-то дама… Вѣроятно, я ее сбила съ ногъ…
— Можетъ быть, это — твоя удача?
— Ты угадалъ. Нечего кривить ротъ! Именно съ этого-то и началась удача, потому что я подшибла не болѣе, не менѣе, какъ Валерію Васильевну. Ты уже не помнишь, невидимому, кто такая Валерія Васильевна, — моя родная тетка, съ которой я не видѣлась вотъ уже лѣтъ восемь. Но дѣло не въ томъ. Я сначала, конечно, не разглядѣла, что свалившаяся дама была тетей Валеріей. Ну, свалилась и свалилась, а кто такая, не все ли равно. Но увидѣла я сумочку около себя и опять по какому-то инстинкту подобрала ее, думая, не стащилъ бы кто-нибудь, такъ какъ къ намъ бѣжали уже на помощь. Ну, подняли насъ. Я вдругъ почувствовала, что ногу зашибла больно, идти не могу и сѣла на тумбу. Та дама стряхивается и бранится. Я по голосу узнала, что ото тетя, обращаюсь къ ней и говорю:
— Валерія Васильевна, вотъ ваша сумочка.
Та впопыхахъ не обратила вниманія, что незнакомая дама называетъ ее по имени и только поблагодарила за сумочку, но потомъ спохватилась и спрашиваетъ:
— Да откуда же вы меня знаете, сударыня?
— Я ваша племянница, если помните, Соня, Петра Васильевича дочь.
Тетя сначала нахмурилась, стала говорить, что, кажется, я была непослушной дочерью и мужъ у меня безпутный, но потомъ смягчилась, начала меня разспрашивать, какъ я живу, осматривать со всѣхъ сторонъ, нашла, что я пополнѣла и стала похожа на покойную Любу, — и предложила довезти
— Постой, постой… Упала я у самого Гостиного двора. Ушиблась, и главное страшно перепуталась, потому что упала я не на тротуаре, а на мостовой. Встать не могу, но чувство самосохранения подсказало мне откатиться в сторону, чтобы не быть раздавленной. Только что я повернулась раза два, как на меня еще валится какая-то дама… Вероятно, я ее сбила с ног…
— Может быть, это — твоя удача?
— Ты угадал. Нечего кривить рот! Именно с этого-то и началась удача, потому что я подшибла не более, не менее, как Валерию Васильевну. Ты уже не помнишь, невидимому, кто такая Валерия Васильевна, — моя родная тетка, с которой я не виделась вот уже лет восемь. Но дело не в том. Я сначала, конечно, не разглядела, что свалившаяся дама была тетей Валерией. Ну, свалилась и свалилась, а кто такая, не всё ли равно. Но увидела я сумочку около себя и опять по какому-то инстинкту подобрала ее, думая, не стащил бы кто-нибудь, так как к нам бежали уже на помощь. Ну, подняли нас. Я вдруг почувствовала, что ногу зашибла больно, идти не могу и села на тумбу. Та дама стряхивается и бранится. Я по голосу узнала, что ото тетя, обращаюсь к ней и говорю:
— Валерия Васильевна, вот ваша сумочка.
Та впопыхах не обратила внимания, что незнакомая дама называет ее по имени и только поблагодарила за сумочку, но потом спохватилась и спрашивает:
— Да откуда же вы меня знаете, сударыня?
— Я ваша племянница, если помните, Соня, Петра Васильевича дочь.
Тетя сначала нахмурилась, стала говорить, что, кажется, я была непослушной дочерью и муж у меня беспутный, но потом смягчилась, начала меня расспрашивать, как я живу, осматривать со всех сторон, нашла, что я пополнела и стала похожа на покойную Любу, — и предложила довезти
