— Хорошій, или не хорошій? — улыбаясь, спросила Софья Петровна.
— Да какъ тебѣ сказать…
— Ну, значитъ, нехорошій… тогда разсказывай ты сначала. Можетъ быть, моя исторія твою на ноги поставитъ.
И Софья Петровна плотнѣе запахнула фланелевую кофту, словно собираясь слушать длинное повѣствованіе, но разсказъ Павла Никаноровича вышелъ какъ-то очень короткимъ, короче даже, чѣмъ, когда онъ его разсказывалъ Василисѣ Ивановнѣ. Положимъ, жена и слушала не такъ растроганно, какъ г-жа Брякина. Софья Петровна не прерывала мужа и только, когда омъ умолкъ, произнесла довольно равнодушно:
— Непріятно!
Вмѣсто того, чтобы порадоваться, что жена не такъ близко принимаетъ къ сердцу обстоятельство, въ сущности, непоправимое, и облегчаетъ ему этимъ самымъ тягостное сообщеніе, Епанчинъ обидѣлся и даже хотѣлъ высказать Софьѣ Петровнѣ свое неудовольствіе, но она предупредила его, сама, начавъ:
— Это очень непріятно, Поль, конечно, но огорчаться особенно тутъ нечѣмъ. Слава Богу, что ты не ушибся и что деньги были не казенныя. Деньги дѣло наживное, а послѣ случая, случившагося со мною, я начинаю вѣрить въ какую-то справедливость, зависящую не отъ насъ… въ Провидѣніе, что ли… Тѣмъ болѣе, что внѣшнія обстоятельства такъ похожи…
Павелъ Никаноровичъ все свое неудовольствіе вложилъ въ насмѣшливую улыбку. Жена замѣтила эту усмѣшку, но не приняла вызова, а торопливо начала разсказывать, чтобы самыми событіями уничтожить недовѣріе мужа.
— Ты самъ знаешь, какъ сегодня было скользко… самъ свалился… Прямо катокъ!.. Вотъ и я тоже упала, больно упала, но удачнѣе твоего…
— Покуда не вижу замѣчательной удачи…
— Хороший, или не хороший? — улыбаясь, спросила Софья Петровна.
— Да как тебе сказать…
— Ну, значит, нехороший… тогда рассказывай ты сначала. Может быть, моя история твою на ноги поставит.
И Софья Петровна плотнее запахнула фланелевую кофту, словно собираясь слушать длинное повествование, но рассказ Павла Никаноровича вышел как-то очень коротким, короче даже, чем, когда он его рассказывал Василисе Ивановне. Положим, жена и слушала не так растроганно, как г-жа Брякина. Софья Петровна не прерывала мужа и только, когда ом умолк, произнесла довольно равнодушно:
— Неприятно!
Вместо того, чтобы порадоваться, что жена не так близко принимает к сердцу обстоятельство, в сущности, непоправимое, и облегчает ему этим самым тягостное сообщение, Епанчин обиделся и даже хотел высказать Софье Петровне свое неудовольствие, но она предупредила его, сама, начав:
— Это очень неприятно, Поль, конечно, но огорчаться особенно тут нечем. Слава Богу, что ты не ушибся и что деньги были не казенные. Деньги дело наживное, а после случая, случившегося со мною, я начинаю верить в какую-то справедливость, зависящую не от нас… в Провидение, что ли… Тем более, что внешние обстоятельства так похожи…
Павел Никанорович всё свое неудовольствие вложил в насмешливую улыбку. Жена заметила эту усмешку, но не приняла вызова, а торопливо начала рассказывать, чтобы самыми событиями уничтожить недоверие мужа.
— Ты сам знаешь, как сегодня было скользко… сам свалился… Прямо каток!.. Вот и я тоже упала, больно упала, но удачнее твоего…
— Покуда не вижу замечательной удачи…
