Въ одно прекрасное утро служащіе частнаго банка были поражены двумя разными, но одинаково ошеломляющими новостями: ночью (можетъ быть, впрочемъ, и не ночью, такъ какъ наканунѣ былъ праздникъ, да и кража могла бить незамѣтно совершена дня три передъ этимъ) банкъ былъ обокраденъ, а служащій Евгеній Петровичъ Калиткинъ, пожилой уже и закоренѣлый холостякъ, взялъ себѣ въ пріемыши малярнаго мальчишку Николая Бережного.
Вторая новость какъ-то даже больше заинтересовала все банковское населеніе, нежели пропажа нѣсколькихъ тысячъ изъ запертаго шкапа, такъ какъ подозрѣнія высказывались довольно однообразныя, и вся надежда была только на позицію и слѣдователя. Впрочемъ, во время лѣтней жары, можетъ быть, и преступленіе произвело бы бо̀льшее впечатлѣніе, если бы не Калиткинъ со своимъ пріемышемъ. Это происшествіе давало столько поводовъ ко всевозможнымъ остротамъ, веселымъ догадкамъ и «разыгрыванію», что имъ занимались двѣ или три недѣли, тѣмъ болѣе, что Евгеній Петровичъ былъ еще не въ такомъ чинѣ, который защищалъ бы его отъ товарищескаго обращенія.
Конечно, изобрѣтательностью чиновники не отличались, и разговоръ большею частью вертѣлся насчетъ того положенія, что Николаи Бережной приходится настоящимъ сыномъ Евгенію Петровичу, и интересовались только, гдѣ онъ его держалъ эти двѣнадцать лѣтъ, и на кого мальчикъ похожъ въ кого уродился.
В одно прекрасное утро служащие частного банка были поражены двумя разными, но одинаково ошеломляющими новостями: ночью (может быть, впрочем, и не ночью, так как накануне был праздник, да и кража могла бить незаметно совершена дня три перед этим) банк был обокраден, а служащий Евгений Петрович Калиткин, пожилой уже и закоренелый холостяк, взял себе в приемыши малярного мальчишку Николая Бережного.
Вторая новость как-то даже больше заинтересовала всё банковское население, нежели пропажа нескольких тысяч из запертого шкафа, так как подозрения высказывались довольно однообразные, и вся надежда была только на позицию и следователя. Впрочем, во время летней жары, может быть, и преступление произвело бы бо̀льшее впечатление, если бы не Калиткин со своим приемышем. Это происшествие давало столько поводов ко всевозможным остротам, веселым догадкам и «разыгрыванию», что им занимались две или три недели, тем более, что Евгений Петрович был еще не в таком чине, который защищал бы его от товарищеского обращения.
Конечно, изобретательностью чиновники не отличались, и разговор большею частью вертелся насчет того положения, что Николаи Бережной приходится настоящим сыном Евгению Петровичу, и интересовались только, где он его держал эти двенадцать лет, и на кого мальчик похож в кого уродился.
