Прасковья Ивановна смотрѣла то на дочь, то на Трынкина, будто думая, не сошелъ ли тотъ съ ума, наконецъ, спросила:
— Что это за деньги, которыми вы такъ усердно машете, г. Трынкинъ? Вы вѣдь намъ все уплатили за свою вчерашнюю покупку, такъ о какомъ же долгѣ чести вы толкуете?
— Такъ я и зналъ, такъ я и зналъ! Конечно, покупающій какое-либо вмѣстилище, вмѣстѣ съ тѣмъ покупаетъ и все, что въ этомъ вмѣстилищѣ находится, — но я не таковъ, и не желаю пользоваться законами явно несправедливыми.. Потому и долгъ чести.
Прасковья Ивановна снова взглянула на Лизаньку и, будто что понявъ, сразу ступила къ мебельщику и молвила какимъ-то сорвавшимся голосомъ:
— Вы это деньги (пожалуйста, перестаньте ими такъ махать: это меня раздражаетъ), нашли въ старомъ комодѣ?!
Трынкинъ залился смѣхомъ.
— Вотъ именно, вотъ именно! Три сотенныя, каждая 1906 года!
Не замѣтивъ несообразности такихъ словъ, Прасковья Ивановна долго молчала, потомъ вдругъ подошла еще ближе къ мебельщику и произнесла такимъ низкимъ и груднымъ голосомъ, какого никогда не слыхала отъ нея Елизавета Евграфовна.
— Г-нъ Трынкинъ, вы — благородный человѣкъ. Я благодарю васъ отъ души.
И она пожала Савелію Ильичу руку, отчего послѣдній еще болѣе захохоталъ и завертѣлся по комнатѣ, не выпуская изъ пальцевъ бумажекъ. Вятская была такъ изумлена такимъ впечатлѣніемъ отъ ея благодарности, что воскликнула съ искреннимъ негодованіемъ:
— Не знаю, что нашли вы смѣшного въ моихъ словахъ?
Конечно, вы высказали благородство души, найдя въ комодѣ
Прасковья Ивановна смотрела то на дочь, то на Трынкина, будто думая, не сошел ли тот с ума, наконец, спросила:
— Что это за деньги, которыми вы так усердно машете, г. Трынкин? Вы ведь нам все уплатили за свою вчерашнюю покупку, так о каком же долге чести вы толкуете?
— Так я и знал, так я и знал! Конечно, покупающий какое-либо вместилище, вместе с тем покупает и все, что в этом вместилище находится, — но я не таков, и не желаю пользоваться законами явно несправедливыми.. Потому и долг чести.
Прасковья Ивановна снова взглянула на Лизаньку и, будто что поняв, сразу ступила к мебельщику и молвила каким-то сорвавшимся голосом:
— Вы это деньги (пожалуйста, перестаньте ими так махать: это меня раздражает), нашли в старом комоде?!
Трынкин залился смехом.
— Вот именно, вот именно! Три сотенные, каждая 1906 года!
Не заметив несообразности таких слов, Прасковья Ивановна долго молчала, потом вдруг подошла еще ближе к мебельщику и произнесла таким низким и грудным голосом, какого никогда не слыхала от неё Елизавета Евграфовна.
— Г-н Трынкин, вы — благородный человек. Я благодарю вас от души.
И она пожала Савелию Ильичу руку, отчего последний еще более захохотал и завертелся по комнате, не выпуская из пальцев бумажек. Вятская была так изумлена таким впечатлением от её благодарности, что воскликнула с искренним негодованием:
— Не знаю, что нашли вы смешного в моих словах?
Конечно, вы высказали благородство души, найдя в комоде
