— Но когда же, когда?
— Очень скоро!
Гриша видѣлъ, какъ офицеръ обнялъ Залѣсскую и долго ее цѣловалъ. Наконецъ, она сказала:
— Довольно. Вѣдь еще какая-нибудь недѣля только осталась. Идемте! Впрочемъ, погодите, я обронила сумочку.
Масловскій долго искалъ, наконецъ, сталъ даже раскапывать землю, будто сумочка могла уйти туда.
— А вотъ какое-то закопанное письмо!
— Бросьте, охота подымать всякую дрянь!
— Интересно, что здѣсь написано.
— Не надо, не надо! — хотѣлъ закричать Гриша изъ своей засады. Но офицеръ зажегъ спичку, которой одной хватило на все Гришино посланіе. Мальчика какъ будто сѣкли, когда онъ слушалъ собственныя слова, произносимыя нестерпимымъ голосомъ:
„Я люблю Зою Петровну Залѣсскую больше всѣхъ и буду всегда ее любить. Гриша Кравченко“.
— Нѣтъ, нѣтъ! — закричалъ Гриша, выскакивая изъ-за кустовъ.
— Фу, какъ ты меня напугалъ! и что такое „нѣтъ“?
— Это неправда, что здѣсь написано!
— Ну, прекрасно, — зачѣмъ же ты тогда это писалъ?
— Я не знаю, кто это писалъ. Это — мальчишки!
— Я не понимаю, чего ты такъ огорчаешься. Я тебѣ вѣрю, что это неправда, но если бы было и правдой, то что тутъ обиднаго?
Засѣданіе было на томъ же страшномъ мѣстѣ, гдѣ судили Кравченка за его визитъ къ пастору. Собственно говоря, засѣданія не было, а просто собрались за кухнею, какъ это часто дѣлали, потому что туда
— Но когда же, когда?
— Очень скоро!
Гриша видел, как офицер обнял Залесскую и долго ее целовал. Наконец, она сказала:
— Довольно. Ведь еще какая-нибудь неделя только осталась. Идемте! Впрочем, погодите, я обронила сумочку.
Масловский долго искал, наконец, стал даже раскапывать землю, будто сумочка могла уйти туда.
— А вот какое-то закопанное письмо!
— Бросьте, охота подымать всякую дрянь!
— Интересно, что здесь написано.
— Не надо, не надо! — хотел закричать Гриша из своей засады. Но офицер зажег спичку, которой одной хватило на всё Гришино послание. Мальчика как будто секли, когда он слушал собственные слова, произносимые нестерпимым голосом:
„Я люблю Зою Петровну Залесскую больше всех и буду всегда ее любить. Гриша Кравченко“.
— Нет, нет! — закричал Гриша, выскакивая из-за кустов.
— Фу, как ты меня напугал! и что такое „нет“?
— Это неправда, что здесь написано!
— Ну, прекрасно, — зачем же ты тогда это писал?
— Я не знаю, кто это писал. Это — мальчишки!
— Я не понимаю, чего ты так огорчаешься. Я тебе верю, что это неправда, но если бы было и правдой, то что тут обидного?
Заседание было на том же страшном месте, где судили Кравченка за его визит к пастору. Собственно говоря, заседания не было, а просто собрались за кухнею, как это часто делали, потому что туда
