у него выходило въ родѣ „Веселой вдовы“. Насчетъ распредѣленія провизіи соблюдалась очередь, такъ что не случалось, чтобы одно и то же семейство два раза подъ рядъ доставляло, скажемъ, лепешки. Вмѣсто ковровъ обыкновенно Кравченки привозили огромное старое одѣяло, и Гриша сначала любилъ разсказывать происхожденіе каждаго пятна на этомъ одѣялѣ; потомъ его отучили. Хотя одѣяло и было старое, но г-жа Кравченко всегда слѣдила, чтобы на него не сажали Клаши, и увѣряла, что та любитъ сидѣть на пенечкахъ, и что это полезно, потому что кровь отливаетъ къ ногамъ, а что Клаша вообще склонна къ головнымъ болямъ. Потомъ разсказывала, что у нея была знакомая: вотъ такъ же голова все болѣла, — и сдѣлалась идіоткой, а лицомъ была вылитая Клаша. Г-жа Олила безпокойно оглядывалась на свою дочку и въ свою очередь передавала, что одна дама всюду лѣчилась отъ нервовъ, покуда не долѣчилась до одной знаменитости, который ей сказалъ, что нервы у нея въ совершенномъ порядкѣ, а просто она злая и неуживчивая дура. Конечно, докторъ сказалъ это по-нѣмецки, такъ что вышло не такъ грубо, какъ по-русски, но смыслъ былъ тотъ же. Дама очень обидѣлась и, будучи высокой особой, стала доктору портить, говоря, что онъ — вовсе не знаменитость, а неотесанный мужикъ, но доктору это не повредило, и публика стала ходить къ нему еще больше, такъ какъ она любитъ, чтобы съ нею обращались серьезно. Всѣ великіе люди были со странностями, а докторъ былъ женатъ на племянницѣ иностраннаго министра, но вскорѣ померъ, такъ какъ ему было восемьдесятъ лѣтъ, и у него была ходячая почка, которая къ этому возрасту вступаетъ въ область мозга и дѣлаетъ тамъ отложеніе.
Дамы ничего не поняли, но всѣмъ стало не по себѣ. Особенно ихъ напугало отложеніе.
у него выходило в роде „Веселой вдовы“. Насчет распределения провизии соблюдалась очередь, так что не случалось, чтобы одно и то же семейство два раза подряд доставляло, скажем, лепешки. Вместо ковров обыкновенно Кравченки привозили огромное старое одеяло, и Гриша сначала любил рассказывать происхождение каждого пятна на этом одеяле; потом его отучили. Хотя одеяло и было старое, но г-жа Кравченко всегда следила, чтобы на него не сажали Клаши, и уверяла, что та любит сидеть на пенечках, и что это полезно, потому что кровь отливает к ногам, а что Клаша вообще склонна к головным болям. Потом рассказывала, что у неё была знакомая: вот так же голова всё болела, — и сделалась идиоткой, а лицом была вылитая Клаша. Г-жа Олила беспокойно оглядывалась на свою дочку и в свою очередь передавала, что одна дама всюду лечилась от нервов, покуда не долечилась до одной знаменитости, который ей сказал, что нервы у неё в совершенном порядке, а просто она злая и неуживчивая дура. Конечно, доктор сказал это по-немецки, так что вышло не так грубо, как по-русски, но смысл был тот же. Дама очень обиделась и, будучи высокой особой, стала доктору портить, говоря, что он — вовсе не знаменитость, а неотесанный мужик, но доктору это не повредило, и публика стала ходить к нему еще больше, так как она любит, чтобы с нею обращались серьезно. Все великие люди были со странностями, а доктор был женат на племяннице иностранного министра, но вскоре помер, так как ему было восемьдесят лет, и у него была ходячая почка, которая к этому возрасту вступает в область мозга и делает там отложение.
Дамы ничего не поняли, но всем стало не по себе. Особенно их напугало отложение.
