не обязываютъ, что данная особа, вѣроятно, долго не засидится, что она, если будетъ дѣлать визиты, то сдѣлаетъ ихъ всѣмъ, такъ что при такомъ уравненіи никому не будетъ особеннаго позора и неловкости. Но г-жа Кравченко не сдавалась.
— И на лѣто непріятно имѣть всякую канитель. У Олилы теперь гоститъ Евгеній Павловичъ, навѣрное, эта цаца съ мѣста въ карьеръ примется за него!
— Ну, что тебѣ за дѣло до чужихъ молодыхъ людей? Не порученъ же тебѣ этотъ офицеръ!
— Ноу меня у самой дѣти: какой примѣръ для нихъ!
— Дѣти ничего не поймутъ.
— Напрасно ты думаешь! И я не могу у себя въ домѣ терпѣть такую грязь.
— Ну, какъ хочешь. Тогда скажись больной и не принимай ея, а потомъ не отдавай визита, — такъ знакомство и прекратится.
— Но я не хочу обижать Гросмановъ.
— Тогда прими ее.
— Я и этого не хочу.
Г. Кравченко махнулъ рукою и умолкъ, какъ вдругъ раздался голосъ Гриши:
— Мама, вы о Зоѣ Петровнѣ говорите?
— О какой Зоѣ Петровнѣ?
— О Залѣсской.
Навѣрное, если бы столъ на балконѣ не былъ такъ задвинутъ, Гришина мама свалилась бы на полъ отъ удивленія, но тутъ даже покачнуться было некуда. У прокурорши только голосъ пресѣкся, когда она прошептала:
— А ты откуда же ее знаешь?
— Я съ нею знакомъ, — выдалъ свой секретъ Гриша.
Г-жа Кравченко перевела глаза на мужа, тотъ — на нее.
не обязывают, что данная особа, вероятно, долго не засидится, что она, если будет делать визиты, то сделает их всем, так что при таком уравнении никому не будет особенного позора и неловкости. Но г-жа Кравченко не сдавалась.
— И на лето неприятно иметь всякую канитель. У Олилы теперь гостит Евгений Павлович, наверное, эта цаца с места в карьер примется за него!
— Ну, что тебе за дело до чужих молодых людей? Не поручен же тебе этот офицер!
— Ноу меня у самой дети: какой пример для них!
— Дети ничего не поймут.
— Напрасно ты думаешь! И я не могу у себя в доме терпеть такую грязь.
— Ну, как хочешь. Тогда скажись больной и не принимай её, а потом не отдавай визита, — так знакомство и прекратится.
— Но я не хочу обижать Гросманов.
— Тогда прими ее.
— Я и этого не хочу.
Г. Кравченко махнул рукою и умолк, как вдруг раздался голос Гриши:
— Мама, вы о Зое Петровне говорите?
— О какой Зое Петровне?
— О Залесской.
Наверное, если бы стол на балконе не был так задвинут, Гришина мама свалилась бы на пол от удивления, но тут даже покачнуться было некуда. У прокурорши только голос пресекся, когда она прошептала:
— А ты откуда же ее знаешь?
— Я с нею знаком, — выдал свой секрет Гриша.
Г-жа Кравченко перевела глаза на мужа, тот — на нее.
