дѣленіе жильцовъ по дачевладѣльцамъ было какъ-то наперекоръ природѣ: у доктора помѣщались купцы, у батюшки — судейскіе, а у старовѣра размѣстились нѣмцы. Послѣднихъ изображало, собственно говоря, одно семейство пастора Гросмана, занимавшее три сусловскихъ дачи, такъ какъ, кромѣ замужней сестры съ дѣтьми, двухъ тетокъ и дѣдушки, у самого Гильдебранта Ивановича было три дочери и три сына: Берта, Гертруда, Фредегонда, Карлъ, Оттонъ и Германъ. Несмотря на звучныя имена, вся эта компанія была подростками, которые и вели нескончаемую войну съ судейскими ребятами. Купеческія дѣти держались въ сторонѣ, дрались между собою, а когда по воскресеньямъ ихъ всѣхъ отвозила въ соборъ къ обѣднѣ общая линейка, они безъ различія дразнили встрѣчныхъ нѣмцевъ и судейскихъ, крича хоромъ то „нѣмецъ, перецъ, колбаса“, то „нехристи“, то „выкуси — прапорщицей будешь!“ — вообще, что придется, не сообразуясь, насколько подходятъ эти обращенія къ тому, къ кому они адресованы. Если эти встрѣчи происходили еще въ виду дачъ, изъ окна высовывалась чья-нибудь бабья голова и кричала: „Я те побалую!“ Если же дачъ уже не было видно, съ тѣмъ же замѣчаніемъ обращался къ нимъ извозчикъ.
Притомъ мальчиковъ рано отправляли въ лавки „присматриваться“, когда еще и русскіе, и нѣмецкіе барчуки скакали козлами, задравъ хвосты. Дѣвочки же чистили ягоды для варенья, мѣтили бѣлье, лишь въ промежуткахъ бросая безграмотныя письма судейскимъ мальчишкамъ. Нѣмецкіе слишкомъ мало обращали вниманія на женскій полъ, предпочитая играть въ теннисъ, крокетъ, или попросту въ лапту.
У нѣмцевъ было самое красивое мѣсто оврага, то, гдѣ онъ дѣлался всего уже, и по дорожкѣ, обсаженной алымъ, бѣлымъ и желтымъ шиповникомъ, можно было
деление жильцов по дачевладельцам было как-то наперекор природе: у доктора помещались купцы, у батюшки — судейские, а у старовера разместились немцы. Последних изображало, собственно говоря, одно семейство пастора Гросмана, занимавшее три сусловских дачи, так как, кроме замужней сестры с детьми, двух теток и дедушки, у самого Гильдебранта Ивановича было три дочери и три сына: Берта, Гертруда, Фредегонда, Карл, Оттон и Герман. Несмотря на звучные имена, вся эта компания была подростками, которые и вели нескончаемую войну с судейскими ребятами. Купеческие дети держались в стороне, дрались между собою, а когда по воскресеньям их всех отвозила в собор к обедне общая линейка, они без различия дразнили встречных немцев и судейских, крича хором то „немец, перец, колбаса“, то „нехристи“, то „выкуси — прапорщицей будешь!“ — вообще, что придется, не сообразуясь, насколько подходят эти обращения к тому, к кому они адресованы. Если эти встречи происходили еще в виду дач, из окна высовывалась чья-нибудь бабья голова и кричала: „Я те побалую!“ Если же дач уже не было видно, с тем же замечанием обращался к ним извозчик.
Притом мальчиков рано отправляли в лавки „присматриваться“, когда еще и русские, и немецкие барчуки скакали козлами, задрав хвосты. Девочки же чистили ягоды для варенья, метили белье, лишь в промежутках бросая безграмотные письма судейским мальчишкам. Немецкие слишком мало обращали внимания на женский пол, предпочитая играть в теннис, крокет, или попросту в лапту.
У немцев было самое красивое место оврага, то, где он делался всего уже, и по дорожке, обсаженной алым, белым и желтым шиповником, можно было
