— Дядя, а это что? А это что? Коровка?
Не получая отвѣта, онъ снова побрелъ къ тѣлу лежащей и вдругъ громко заплакалъ. Его плачъ привелъ въ себя и брата Геннадія. Что же дѣлать? Что же теперь дѣлать? Боже мой, какой соблазнъ: прости меня, накажи, какъ хочешь, но другихъ спаси отъ соблазна!
Мальчикъ кое-какъ уснулъ, а монахъ ночью далеко въ пустыню занесъ тѣло умершей и положилъ тамъ, слегка покрывъ пескомъ, въ добычу гіенамъ.
Но потомъ на Геннадія напалъ невыразимый ужасъ и страхъ, что же онъ скажетъ воину, когда тотъ вернется? Сказать, что сестра его отошла отъ кельи и была растерзана звѣрями? Но ребенокъ все видѣлъ и, можетъ быть, понялъ все, какъ слѣдуетъ, своимъ дѣтскимъ умомъ!
Долго молился братъ Геннадій, но молитва, повидимому, не дала ему успокоенія, потому что на утро лицо его было черно, и рѣшеніе, которое онъ принялъ, не небомъ ему было внушено.
Онъ сказалъ мальчику, что тетя скоро вернется, а пока предложилъ ему прогуляться въ долину, гдѣ журчалъ ключъ. Ребенокъ радовался и травѣ, и кустамъ, и водѣ, и жирнымъ, неповоротливымъ птицамъ. Онъ старался ихъ поймать, а тѣ, распустивъ широкія сѣро-розовыя крылья книзу, какъ тетерева, прыгали, вертѣли головами и громко крякали. Видя, что мальчикъ занялся, Геннадій быстро выбрался на песокъ и побѣжалъ (домой или нѣтъ, самъ не зналъ), не оглядываясь. Вдругъ ему послышался сзади тонкій крикъ. Обернулся — маленькая тачка катится вдали и звонко такъ верещитъ. Навѣрное, мальчишка. Кому же больше?
— Дядя, а это что? А это что? Коровка?
Не получая ответа, он снова побрел к телу лежащей и вдруг громко заплакал. Его плач привел в себя и брата Геннадия. Что же делать? Что же теперь делать? Боже мой, какой соблазн: прости меня, накажи, как хочешь, но других спаси от соблазна!
Мальчик кое-как уснул, а монах ночью далеко в пустыню занес тело умершей и положил там, слегка покрыв песком, в добычу гиенам.
Но потом на Геннадия напал невыразимый ужас и страх, что же он скажет воину, когда тот вернется? Сказать, что сестра его отошла от кельи и была растерзана зверями? Но ребенок всё видел и, может быть, понял всё, как следует, своим детским умом!
Долго молился брат Геннадий, но молитва, по-видимому, не дала ему успокоения, потому что на утро лицо его было черно, и решение, которое он принял, не небом ему было внушено.
Он сказал мальчику, что тетя скоро вернется, а пока предложил ему прогуляться в долину, где журчал ключ. Ребенок радовался и траве, и кустам, и воде, и жирным, неповоротливым птицам. Он старался их поймать, а те, распустив широкие серо-розовые крылья книзу, как тетерева, прыгали, вертели головами и громко крякали. Видя, что мальчик занялся, Геннадий быстро выбрался на песок и побежал (домой или нет, сам не знал), не оглядываясь. Вдруг ему послышался сзади тонкий крик. Обернулся — маленькая тачка катится вдали и звонко так верещит. Наверное, мальчишка. Кому же больше?
