гостья была чужеземкой и не понимала языка, на которомъ говорилъ монахъ.
По временамъ она вытаскивала изъ мѣшка лепешки и вяленую рыбу, кормила ребенка и сама ѣла, отвернувшись отъ брата Геннадія, какъ дикій звѣрь. Отъ цыновки, предложенной ей монахомъ на ночь, она отказалась, а провела ночь сидя у углей, клюя носомъ. Мальчикъ заснулъ у нея на рукахъ.
Такъ прошелъ день, другой, третій, а солдатъ все не возвращался. Къ счастью, въ эти дни брата Геннадія не посѣщали богомольцы, такъ что присутствіе у него въ кельѣ женщины осталось неизвѣстнымъ.
Наконецъ, гостья на чистомъ греческомъ языкѣ объявила, что она дольше ждать не хочетъ, сама пойдетъ въ городъ и отыщетъ брата, и попросила Геннадія дать ей на дорогу немного денегъ изъ тѣхъ, что хранились въ ларцѣ, ключъ отъ котораго висѣлъ у нея на шеѣ вмѣстѣ съ амулетами. Монахъ сталъ говорить, какъ опасно пускаться въ путь одной женщинѣ, что она не знаетъ, какъ отыскать въ большомъ городѣ никому тамъ неизвѣстнаго ея брата, что лучше подождать еще нѣкоторое время, потому что въ концѣ-концовъ вернется же сюда солдатъ. Но гостья оказалась упрямой, сварливой и подозрительной. Она возвысила голосъ и, держа ребенка обѣими руками за плечи, будто отшельникъ могъ его обидѣть, заговорила:
— Ты просто не хочешь мнѣ дать денегъ, которыя мнѣ же принадлежатъ! Можетъ быть, ты убилъ моего брата и меня съ ребенкомъ замышляешь убить! Почемъ я знаю! Вѣдь я же не всѣ и деньги-то у тебя прошу, только сорокъ монетъ, и того ты не можешь дать мнѣ! Жестокій ты человѣкъ — жестокосердный и алчный! Кто тебя знаетъ: можетъ быть, ты меня лишишь чести!
гостья была чужеземкой и не понимала языка, на котором говорил монах.
По временам она вытаскивала из мешка лепешки и вяленую рыбу, кормила ребенка и сама ела, отвернувшись от брата Геннадия, как дикий зверь. От циновки, предложенной ей монахом на ночь, она отказалась, а провела ночь сидя у углей, клюя носом. Мальчик заснул у неё на руках.
Так прошел день, другой, третий, а солдат всё не возвращался. К счастью, в эти дни брата Геннадия не посещали богомольцы, так что присутствие у него в келье женщины осталось неизвестным.
Наконец, гостья на чистом греческом языке объявила, что она дольше ждать не хочет, сама пойдет в город и отыщет брата, и попросила Геннадия дать ей на дорогу немного денег из тех, что хранились в ларце, ключ от которого висел у неё на шее вместе с амулетами. Монах стал говорить, как опасно пускаться в путь одной женщине, что она не знает, как отыскать в большом городе никому там неизвестного её брата, что лучше подождать еще некоторое время, потому что в конце концов вернется же сюда солдат. Но гостья оказалась упрямой, сварливой и подозрительной. Она возвысила голос и, держа ребенка обеими руками за плечи, будто отшельник мог его обидеть, заговорила:
— Ты просто не хочешь мне дать денег, которые мне же принадлежат! Может быть, ты убил моего брата и меня с ребенком замышляешь убить! Почем я знаю! Ведь я же не все и деньги-то у тебя прошу, только сорок монет, и того ты не можешь дать мне! Жестокий ты человек — жестокосердный и алчный! Кто тебя знает: может быть, ты меня лишишь чести!
