силъ его, что братъ Геннадій началъ колебаться. Наконецъ, пришлецъ сказалъ:
— Вѣдь я могу подумать, отецъ, что ты не надѣешься на свое цѣломудріе, оттого не хочешь исполнить моей просьбы, потому что всѣ твои доводы — не болѣе, какъ пустыя отговорки. У сестры есть дорожная провизія, которой она легко можетъ питаться эти два дня, въ пути она привыкла къ прохладнымъ ночамъ, а ребенокъ тихъ и послушенъ.
Если бы солдатъ былъ сердцевѣдцемъ, онъ не могъ бы найти лучшаго способа убѣдить брата Геннадія, какъ выразить сомнѣніе въ его крѣпости. Вѣдь и отказывался-то онъ отъ страха, какая про него пойдетъ молва, когда узнаютъ, что у него провела ночь женщина, но когда онъ вмѣсто предполагаемыхъ толковъ увидѣлъ уже родившееся подозрѣніе въ душѣ пришельца, — онъ быстро согласился, принялъ тяжелый ларь и ввелъ въ свое жилище женщину и ребенка. Воинъ поблагодарилъ старца, подтвердилъ еще разъ, что черезъ два дня вернется, и пошелъ отъ кельи по дорогѣ. Брату Геннадію показалось, что, чѣмъ дальше удалялся гость, тѣмъ выше и туманнѣе становился, словно растекаясь въ вечернемъ воздухѣ; но въ пустынѣ бываютъ странныя освѣщенія, обманчивыя и соблазнительныя, особенно для глазъ, усталыхъ отъ непрестаннаго созерцанія раскаленныхъ песковъ.
Женщина была молчаливой и дикой. Сначала отшельникъ заговаривалъ съ ней о томъ, о другомъ, но видя, что она ничего не отвѣчаетъ, только поводитъ глазами да крѣпче прижимаетъ къ себѣ ребенка, — бросилъ разспросы и принялся за свои дѣла, какъ будто въ кельѣ, кромѣ него, никого не было. Можетъ быть,
сил его, что брат Геннадий начал колебаться. Наконец, пришлец сказал:
— Ведь я могу подумать, отец, что ты не надеешься на свое целомудрие, оттого не хочешь исполнить моей просьбы, потому что все твои доводы — не более, как пустые отговорки. У сестры есть дорожная провизия, которой она легко может питаться эти два дня, в пути она привыкла к прохладным ночам, а ребенок тих и послушен.
Если бы солдат был сердцеведцем, он не мог бы найти лучшего способа убедить брата Геннадия, как выразить сомнение в его крепости. Ведь и отказывался-то он от страха, какая про него пойдет молва, когда узнают, что у него провела ночь женщина, но когда он вместо предполагаемых толков увидел уже родившееся подозрение в душе пришельца, — он быстро согласился, принял тяжелый ларь и ввел в свое жилище женщину и ребенка. Воин поблагодарил старца, подтвердил еще раз, что через два дня вернется, и пошел от кельи по дороге. Брату Геннадию показалось, что, чем дальше удалялся гость, тем выше и туманнее становился, словно растекаясь в вечернем воздухе; но в пустыне бывают странные освещения, обманчивые и соблазнительные, особенно для глаз, усталых от непрестанного созерцания раскаленных песков.
Женщина была молчаливой и дикой. Сначала отшельник заговаривал с ней о том, о другом, но видя, что она ничего не отвечает, только поводит глазами да крепче прижимает к себе ребенка, — бросил расспросы и принялся за свои дела, как будто в келье, кроме него, никого не было. Может быть,
