— Ну, Лизавета Семеновна, теперь я вижу, что вашъ женихъ — герой.
— Да?
— Да, да, несомнѣнно, такъ же, какъ то, что меня зовутъ Антономъ.
— Изъ чего же вы это заключаете? — вмѣшалась Фофочка.
Скоблевскій взглянулъ на нее орломъ и, помолчавъ, отвѣтилъ:
— Заключаю-съ. А почему, вы, милая барышня, все равно не поймете.
— Почему же я не пойму? что же я — такая глупая?
— Не въ глупости дѣло. Вамъ данъ умъ, чтобы насъ дураковъ, обольщать, и больше — ни-ни! Ну, какой сегодня день?
— Пятница.
— Вотъ и ошиблись! Сегодня не пятница, а великій день, единственный, котораго я не смѣлъ думать, что дождусь. Вотъ какой сегодня день, а не пятница. И онъ быстро направился къ дому, помахивая газетою.
— Удивительно! — замѣтила ему вслѣдъ Фофочка — что поляки и французы, т. е. націи, наиболѣе выработавшія рыцарскія отношенія къ женщинѣ, обращаются съ нами оскорбительно! Какое-то пренебреженіе, какъ къ малолѣткамъ, вмѣстѣ съ тѣмъ обожаніе, возвышеніе и т. п. выдумки!..
— Какъ же прикажете съ вами обращаться, особенно, съ вами лично? — недовольно проговорилъ Кириллъ.
Ѳеофанія Ларіоновна вздохнула.
— Ужъ вы то бы хоть молчали, Кириллъ!
— Я не знаю, чему же тутъ удивляться? это вполнѣ естественно! — отозвалась довольно равнодушно Калерія,
— Ну, Лизавета Семеновна, теперь я вижу, что ваш жених — герой.
— Да?
— Да, да, несомненно, так же, как то, что меня зовут Антоном.
— Из чего же вы это заключаете? — вмешалась Фофочка.
Скоблевский взглянул на нее орлом и, помолчав, ответил:
— Заключаю-с. А почему, вы, милая барышня, всё равно не поймете.
— Почему же я не пойму? что же я — такая глупая?
— Не в глупости дело. Вам дан ум, чтобы нас дураков, обольщать, и больше — ни-ни! Ну, какой сегодня день?
— Пятница.
— Вот и ошиблись! Сегодня не пятница, а великий день, единственный, которого я не смел думать, что дождусь. Вот какой сегодня день, а не пятница. И он быстро направился к дому, помахивая газетою.
— Удивительно! — заметила ему вслед Фофочка — что поляки и французы, т. е. нации, наиболее выработавшие рыцарские отношения к женщине, обращаются с нами оскорбительно! Какое-то пренебрежение, как к малолеткам, вместе с тем обожание, возвышение и т. п. выдумки!..
— Как же прикажете с вами обращаться, особенно, с вами лично? — недовольно проговорил Кирилл.
Феофания Ларионовна вздохнула.
— Уж вы то бы хоть молчали, Кирилл!
— Я не знаю, чему же тут удивляться? это вполне естественно! — отозвалась довольно равнодушно Калерия,
