а, можетъ быть, просто старалась убѣдить своего гостя, но яростно на него наскакивала, до такой степени забывъ обо всемъ, что послѣ того, какъ только что была убрана съѣденная курица, раскричалась, почему ея не подаютъ. Вася печально и съ упрекомъ смотрѣлъ на мать, а та вела споръ сократическимъ способомъ, т. е. задавала противнику такіе вопросы, отвѣты на которые могли бы быть только самые глупые и уничтожающіе совопросника. Конечно, главной темой служили переживаемыя событія и отношеніе къ нимъ. Наконецъ, нѣсколько успокоившись, но все еще не спроста, Радованова спросила:
— Ну, что же, Парѳенъ Михайловичъ, какъ ваша торговля идетъ?
— Ничего торгуемъ.
— Все-таки тише, навѣрное, чѣмъ до войны?
— Нѣтъ, особенно незамѣтно.
Валентина Петровна недовольно помолчала, затѣмъ продолжала, обращаясь ко мнѣ:
— Удивительно, какъ въ такое время люди могутъ покупать что-то, продавать, вообще, чувствовать себя, какъ ни въ чемъ не бывало!
Парѳенъ Михайловичъ, повидимому, былъ слегка задѣтъ, судя по брошенному на хозяйку недружелюбному взгляду исподлобья, но отвѣчалъ спокойно:
— Очень трудно, сударыня, знать, кто какъ себя чувствуетъ.
— Значитъ, ничего не чувствуютъ, коли дѣлаютъ все то же, что и прежде, никакой разницы нѣтъ.
— Сердце-сердцемъ, дѣло-дѣломъ. Иной разъ какія кошки скребутъ, а за прилавокъ становишься. Иначе, какіе же бы мы были люди? Вамъ такъ хорошо разсуждать, разъ вы никакимъ дѣломъ не заняты.
— Какъ не занята?
а, может быть, просто старалась убедить своего гостя, но яростно на него наскакивала, до такой степени забыв обо всём, что после того, как только что была убрана съеденная курица, раскричалась, почему её не подают. Вася печально и с упреком смотрел на мать, а та вела спор сократическим способом, т. е. задавала противнику такие вопросы, ответы на которые могли бы быть только самые глупые и уничтожающие совопросника. Конечно, главной темой служили переживаемые события и отношение к ним. Наконец, несколько успокоившись, но всё еще не спроста, Радованова спросила:
— Ну, что же, Парфен Михайлович, как ваша торговля идет?
— Ничего торгуем.
— Всё-таки тише, наверное, чем до войны?
— Нет, особенно незаметно.
Валентина Петровна недовольно помолчала, затем продолжала, обращаясь ко мне:
— Удивительно, как в такое время люди могут покупать что-то, продавать, вообще, чувствовать себя, как ни в чём не бывало!
Парфен Михайлович, по-видимому, был слегка задет, судя по брошенному на хозяйку недружелюбному взгляду исподлобья, но отвечал спокойно:
— Очень трудно, сударыня, знать, кто как себя чувствует.
— Значит, ничего не чувствуют, коли делают всё то же, что и прежде, никакой разницы нет.
— Сердце-сердцем, дело-делом. Иной раз какие кошки скребут, а за прилавок становишься. Иначе, какие же бы мы были люди? Вам так хорошо рассуждать, раз вы никаким делом не заняты.
— Как не занята?
