сѣтителя, по виду старшаго дворника или мелкаго лавочника. Онъ нѣсколько минутъ постоялъ у двери, потомъ сѣлъ и зазѣвалъ, крестя ротъ.
— Долго какъ! — замѣтилъ онъ шопотомъ, обращаясь, повидимому, къ Зотову.
— Да, долго. Вѣдь это очень утомительное занятіе.
— Утомительное? — скажите, пожалуйста. Ужъ какъ что кому дано…
Барышни, очевидно, воспользовались другимъ выходомъ, не проходя черезъ пріемную, потому что хозяйка снова показала свой животъ изъ святилища и механически повторила: „слѣдующій!“.
Лавочникъ всталъ, даже пересталъ зѣвать, а Павелъ Андреевичъ вступилъ въ узкій темный кабинетъ, гдѣ не было никакой мебели, кромѣ двухъ креселъ и столика между ними. На столѣ стоялъ зеленый графинъ съ водою, такой же стаканъ и коробка съ мармеладомъ, къ которой поминутно протягивалась полная бѣлая рука сидѣвшей на креслѣ дѣвушки. Это была почти дѣвочка (хозяйка увѣряла, что ей всего двѣнадцать лѣтъ), но болѣзнь и сидячая жизнь сдѣлали ее какой-то вздутой массой, бѣлой и болѣзненной.
Освоившись съ полумракомъ, Зотовъ различалъ полузакрытые глаза и толстыя губы, которыя медленно жевали напиханный въ ротъ мармеладъ. Хозяйка легко и безшумно, несмотря на свою толщину, шевелилась около кресла.
— Засни, моя крошка, засни еще!
Углы толстыхъ губъ опустились съ капризнымъ отвращеніемъ, между тѣмъ, какъ вѣки видимо тяжелѣли.
— Опять? — проговорила дѣвушка.
— Ну что же дѣлать? не надолго! мы отдохнемъ завтра, я дамъ тебѣ три фунта мармеладу. Спи, мой Лизокъ, спи, дружочекъ! Сосредоточьте ваши мысли
сетителя, по виду старшего дворника или мелкого лавочника. Он несколько минут постоял у двери, потом сел и зазевал, крестя рот.
— Долго как! — заметил он шёпотом, обращаясь, по-видимому, к Зотову.
— Да, долго. Ведь это очень утомительное занятие.
— Утомительное? — скажите, пожалуйста. Уж как что кому дано…
Барышни, очевидно, воспользовались другим выходом, не проходя через приемную, потому что хозяйка снова показала свой живот из святилища и механически повторила: „следующий!“.
Лавочник встал, даже перестал зевать, а Павел Андреевич вступил в узкий темный кабинет, где не было никакой мебели, кроме двух кресел и столика между ними. На столе стоял зеленый графин с водою, такой же стакан и коробка с мармеладом, к которой поминутно протягивалась полная белая рука сидевшей на кресле девушки. Это была почти девочка (хозяйка уверяла, что ей всего двенадцать лет), но болезнь и сидячая жизнь сделали ее какой-то вздутой массой, белой и болезненной.
Освоившись с полумраком, Зотов различал полузакрытые глаза и толстые губы, которые медленно жевали напиханный в рот мармелад. Хозяйка легко и бесшумно, несмотря на свою толщину, шевелилась около кресла.
— Засни, моя крошка, засни еще!
Углы толстых губ опустились с капризным отвращением, между тем, как веки видимо тяжелели.
— Опять? — проговорила девушка.
— Ну что же делать? не надолго! мы отдохнем завтра, я дам тебе три фунта мармеладу. Спи, мой Лизок, спи, дружочек! Сосредоточьте ваши мысли
