— Читаешь? — раздалось за нимъ, — вотъ такъ исторія! Это тебѣ не съ первымъ апрѣля!
Варенковъ обернулся къ высокому господину съ клочковатой бородой, который протягивалъ ему руку. Онъ едва узналъ Гришу Зойкина, хотя видѣлся съ нимъ довольно часто. Перемѣнивъ настроеніе и прическу, Николай Петровичъ какъ-то не такъ скоро сталъ соображать, что другіе люди могутъ остаться и неизмѣнными.
— Что и тебя тянутъ? — продолжалъ Зойкинъ.
— А ты тоже? — радостно воскликнулъ пріятель — вотъ хорошо!
— Удивительно хорошо! — Я только что женился, устроился и изволь отправляться Богъ знаетъ куда!
— Развѣ можно такъ говорить!
И Николай Петровичъ принялся горячо доказывать высокое значеніе предстоящей ихъ службы. Можетъ быть, онъ говорилъ это не столько для Зойкина, сколько для самого себя, потому что давно ли и съ нимъ случилась такая перемѣна?
Сначала овладѣло недоумѣніе и нѣкоторая досада: тормошиться, устраивать денежныя дѣла, квартиру, оставлять жену и ребенка, насиженное мѣсто! Онъ только что вернулся изъ Кіева, уговорился съ пріятелемъ на лѣто пріѣхать къ тому въ имѣніе… Трудно мѣнять разъ принятые планы.
Жена какъ-то еще болѣе печально приняла извѣстіе о мобилизаціи, совершенно не будучи въ состояніи колебать непреложность домашнихъ намѣреній. Можетъ быть, это первое безсознательное движеніе жены и направило мысли Николая Петровича въ противоположную сторону. Онъ не только подчинился неизбѣжности, но нашелъ въ своей душѣ, въ своемъ характерѣ черты, которыя позволяли ему искренне высказывать тѣ мысли,
— Читаешь? — раздалось за ним, — вот так история! Это тебе не с первым апреля!
Варенков обернулся к высокому господину с клочковатой бородой, который протягивал ему руку. Он едва узнал Гришу Зойкина, хотя виделся с ним довольно часто. Переменив настроение и прическу, Николай Петрович как-то не так скоро стал соображать, что другие люди могут остаться и неизменными.
— Что и тебя тянут? — продолжал Зойкин.
— А ты тоже? — радостно воскликнул приятель — вот хорошо!
— Удивительно хорошо! — Я только что женился, устроился и изволь отправляться Бог знает куда!
— Разве можно так говорить!
И Николай Петрович принялся горячо доказывать высокое значение предстоящей их службы. Может быть, он говорил это не столько для Зойкина, сколько для самого себя, потому что давно ли и с ним случилась такая перемена?
Сначала овладело недоумение и некоторая досада: тормошиться, устраивать денежные дела, квартиру, оставлять жену и ребенка, насиженное место! Он только что вернулся из Киева, уговорился с приятелем на лето приехать к тому в имение… Трудно менять раз принятые планы.
Жена как-то еще более печально приняла известие о мобилизации, совершенно не будучи в состоянии колебать непреложность домашних намерений. Может быть, это первое бессознательное движение жены и направило мысли Николая Петровича в противоположную сторону. Он не только подчинился неизбежности, но нашел в своей душе, в своем характере черты, которые позволяли ему искренне высказывать те мысли,
