Впрочемъ, скоро она была утѣшена уже не выдуманной радостью. Внукъ Жоржикъ, который выдержалъ такъ хорошо экзаменъ, былъ пойманъ съ горничной въ коридорѣ. Маргарита Дмитріевна надѣла даже шоколадное шелковое платье по этому случаю и отправилась къ дочери. Начала она издалека, желая продлить удовольствіе; поговорила обо всемъ, о чемъ полагается, и въ концѣ только спросила:
— Что же, Анюта, за границу собираетесь?
— Да, мужъ уже досталъ билеты.
— Какъ же дѣтей-то оставишь?
— Я ихъ беру съ собою. Жоржъ совсѣмъ большой ужъ.
— За большими-то еще больше присмотра нужно. Теперь такъ быстро развиваются, что не поспѣешь оглянуться, какъ въ прабабушки попадешь.
Анна Петровна поняла вызовъ Маргариты Дмитріевны, но не приняла его, а промолчала, такъ что умолкла и оскорбленная бабушка, а когда вечеромъ пришла къ ней Лизанька Монбижу, та ея не пустила къ себѣ, сославшись на м-игрень, и никогда не жаловалась на эту послѣднюю обиду, переполнившую, по ея мнѣнію, чашу ея терпѣнія.
Впрочем, скоро она была утешена уже не выдуманной радостью. Внук Жоржик, который выдержал так хорошо экзамен, был пойман с горничной в коридоре. Маргарита Дмитриевна надела даже шоколадное шелковое платье по этому случаю и отправилась к дочери. Начала она издалека, желая продлить удовольствие; поговорила обо всём, о чём полагается, и в конце только спросила:
— Что же, Анюта, за границу собираетесь?
— Да, муж уже достал билеты.
— Как же детей-то оставишь?
— Я их беру с собою. Жорж совсем большой уж.
— За большими-то еще больше присмотра нужно. Теперь так быстро развиваются, что не поспеешь оглянуться, как в прабабушки попадешь.
Анна Петровна поняла вызов Маргариты Дмитриевны, но не приняла его, а промолчала, так что умолкла и оскорбленная бабушка, а когда вечером пришла к ней Лизанька Монбижу, та её не пустила к себе, сославшись на м-игрень, и никогда не жаловалась на эту последнюю обиду, переполнившую, по её мнению, чашу её терпения.
