головой къ суфлерской будкѣ. Настоящее имя актера Мамаева — было Ѳома Ильичъ Душкинъ. Вѣроятно, не будь онъ провинціальнымъ „третьимъ нейрастеникомъ“, онъ могъ бы казаться чистенькимъ и пріятнымъ старикомъ, но когда и лѣто и зиму, круглый годъ на сценѣ впроголодь и впроголодь, какая ужъ тутъ чистота и опрятность? Костюмовъ особенныхъ по его ролямъ ему не надобно было, такъ что даже обстоятельства его не принуждали заботиться о своемъ гардеробѣ.
Часто даже бывалъ не бритъ: еще жалостнѣе и глубже выходило. Но публика мало обращала на него вниманія.
Совсѣмъ не то, конечно, онъ себѣ готовилъ лѣтъ сорокъ тому назадъ, когда изъ реальнаго училища уѣхалъ за проѣзжей труппой. Конечно, онъ отправился скорѣе за маленькой актрисой, которая улыбнулась ему однажды въ уборной, гдѣ стояли и ждали этой улыбки, офицеръ, членъ суда и исправникъ. Она прямо подошла къ Ѳомѣ, пожала ему обѣ руки и сказала:
„Вотъ молодецъ, Душкинъ, что пришли!“.
Это рѣшило судьбу молодца, но и къ сценическому искусству онъ чувствовалъ настоящее влеченіе. Господи, какъ это было давно! И актрисы той давно нѣтъ на свѣтѣ, онъ даже не помнитъ, какъ ее звали: не то Стефанка, не то Феофанка, вообще, какая то „анка“ Ѳома Ильичъ былъ такого маленькаго роста, что не могъ играть героевъ, развѣ въ клоунскихъ фарсахъ; одинъ разъ дали ему тѣнь отца Гамлета, онъ игралъ на ходулькахъ, и вышло бы очень хорошо, еслибъ онъ не свалился и все не испортилъ. Съ тѣхъ поръ онъ и пошелъ на „третьихъ нейрастениковъ“ и стариковъ. Онъ не женился и даже романовъ, кромѣ того перваго, не заводилъ. Актеры на этотъ счетъ сочиняли разныя
головой к суфлерской будке. Настоящее имя актера Мамаева — было Фома Ильич Душкин. Вероятно, не будь он провинциальным „третьим нейрастеником“, он мог бы казаться чистеньким и приятным стариком, но когда и лето и зиму, круглый год на сцене впроголодь и впроголодь, какая уж тут чистота и опрятность? Костюмов особенных по его ролям ему не надобно было, так что даже обстоятельства его не принуждали заботиться о своем гардеробе.
Часто даже бывал не брит: еще жалостнее и глубже выходило. Но публика мало обращала на него внимания.
Совсем не то, конечно, он себе готовил лет сорок тому назад, когда из реального училища уехал за проезжей труппой. Конечно, он отправился скорее за маленькой актрисой, которая улыбнулась ему однажды в уборной, где стояли и ждали этой улыбки, офицер, член суда и исправник. Она прямо подошла к Фоме, пожала ему обе руки и сказала:
„Вот молодец, Душкин, что пришли!“.
Это решило судьбу молодца, но и к сценическому искусству он чувствовал настоящее влечение. Господи, как это было давно! И актрисы той давно нет на свете, он даже не помнит, как ее звали: не то Стефанка, не то Феофанка, вообще, какая то „анка“ Фома Ильич был такого маленького роста, что не мог играть героев, разве в клоунских фарсах; один раз дали ему тень отца Гамлета, он играл на ходульках, и вышло бы очень хорошо, если б он не свалился и всё не испортил. С тех пор он и пошел на „третьих нейрастеников“ и стариков. Он не женился и даже романов, кроме того первого, не заводил. Актеры на этот счет сочиняли разные
