„Заклинаю васъ, г. лейтенантъ, всѣмъ святымъ, у васъ есть сестры, у васъ была мать вспомнить ихъ, вы вѣрите въ Бога! вы молоды! вѣдь вы не воюете съ женщинами, отпустите же мою дочь!“.
Таковы были единственныя слова, которыя актеру Мамаеву приходилось произносить въ новой пьесѣ. Послѣ этой реплики раздавался выстрѣлъ, и Мамаевъ падалъ. Въ пьесѣ, вообще, было много выстрѣловъ и всякой пальбы на сценѣ и за кулисами. Сначала нѣмцы стрѣляли въ жителей, потомъ русскіе въ нѣмцевъ, отъ времени до времени прибѣгали тѣ и другіе и просто такъ стрѣляли, вродѣ какъ въ публику. Въ зрительномъ залѣ пахло порохомъ и съ дамами дѣлалось дурно, потому что на сценѣ разъ пять обижали женщинъ, которыя очень естественно и пронзительно кричали.
Пьеса шла уже четвертый разъ, предполагалось, что можетъ пройти и десять, небывалое явленіе для нашего города. Особенно, радовались этому музыканты, потому что имъ и, по пьесѣ, нужно было играть разъ пять марши и, по требованію публики, исполнять, не считая русскаго, гимны: французскій, бельгійскій, англійскій, японскій, сербскій и черногорскій. Публика кое какъ знала еще Марсельезу, остальные же путала, и можно было бы играть одно и то же пять разъ. Значитъ, Мамаеву еще разъ шесть придется заклинать дылду Крочкова, исполнявшаго роль прусскаго лейтенанта, и, послѣ слова „дочь“, валиться ничкомъ,
„Заклинаю вас, г. лейтенант, всем святым, у вас есть сестры, у вас была мать вспомнить их, вы верите в Бога! вы молоды! ведь вы не воюете с женщинами, отпустите же мою дочь!“.
Таковы были единственные слова, которые актеру Мамаеву приходилось произносить в новой пьесе. После этой реплики раздавался выстрел, и Мамаев падал. В пьесе, вообще, было много выстрелов и всякой пальбы на сцене и за кулисами. Сначала немцы стреляли в жителей, потом русские в немцев, от времени до времени прибегали те и другие и просто так стреляли, вроде как в публику. В зрительном зале пахло порохом и с дамами делалось дурно, потому что на сцене раз пять обижали женщин, которые очень естественно и пронзительно кричали.
Пьеса шла уже четвертый раз, предполагалось, что может пройти и десять, небывалое явление для нашего города. Особенно, радовались этому музыканты, потому что им и, по пьесе, нужно было играть раз пять марши и, по требованию публики, исполнять, не считая русского, гимны: французский, бельгийский, английский, японский, сербский и черногорский. Публика кое как знала еще Марсельезу, остальные же путала, и можно было бы играть одно и то же пять раз. Значит, Мамаеву еще раз шесть придется заклинать дылду Крочкова, исполнявшего роль прусского лейтенанта, и, после слова „дочь“, валиться ничком,
