Тогда я вижу, что стоитъ жить и какое счастье быть писателемъ!
Нерадомскій сіялъ, какъ бы гордясь, какого поклонника привелъ онъ къ Карпинскому. Въ головѣ послѣдняго завертѣлось какое то колесо изъ вчерашняго разговора со Свѣчиной, собственныхъ мечтаній и признаній Вѣтки. Молодой человѣкъ, между тѣмъ, продолжалъ: — Конечно, вы все это знаете сами лучше меня, но мнѣ доставляетъ необыкновенное удовольствіе повторить вамъ еще разъ, чтобы вы отъ меня услышали подтвержденіе прекрасныхъ, хотя и извѣстныхъ, истинъ. Если бы ко мнѣ пришелъ такой человѣкъ, т. е. въ такомъ же ко мнѣ отношеніи, какъ я къ вамъ, и говорилъ бы, что я говорю (а иначе вѣдь зачѣмъ бы онъ и приходилъ?), то, я считалъ бы себя счастливымъ. У васъ прекрасная, настоящая слава (Карпинскій болѣзненно вздрогнулъ), она горитъ тихимъ и легкимъ огнемъ. Вы любите Гофмана, Диккенса? да?.. я такъ и думалъ! когда вы, прочтя ихъ, начинаете бѣгать по комнатѣ, или сидите, ничего не видя, а мысли въ головѣ крутятсяпѣнятся, — такая радость, любовь къ искусству, людямъ, жизни, вами овладѣваетъ, что вы готовы цѣловать руки тѣмъ чудотворцамъ!
Андрей Платоновичъ замолчалъ, потомъ добавилъ конфузливо:
— Вотъ и при чтеніи вашего романа я испыталъ такое же чувство!
Карпинскому уже не было никакой охоты ломаться, или изображать великаго писателя, принимающаго поклонника. Онъ сказалъ просто, пожавъ руку Вѣткѣ:
— Благодарю васъ. Заходите ко мнѣ чащѣ. Гдѣ вы живете?
— Здѣсь, въ этомъ самомъ домѣ, только во дворѣ, Я думаю даже, что отъ васъ видны мои окна.
Тогда я вижу, что стоит жить и какое счастье быть писателем!
Нерадомский сиял, как бы гордясь, какого поклонника привел он к Карпинскому. В голове последнего завертелось какое то колесо из вчерашнего разговора со Свечиной, собственных мечтаний и признаний Ветки. Молодой человек, между тем, продолжал: — Конечно, вы все это знаете сами лучше меня, но мне доставляет необыкновенное удовольствие повторить вам еще раз, чтобы вы от меня услышали подтверждение прекрасных, хотя и известных, истин. Если бы ко мне пришел такой человек, т. е. в таком же ко мне отношении, как я к вам, и говорил бы, что я говорю (а иначе ведь зачем бы он и приходил?), то, я считал бы себя счастливым. У вас прекрасная, настоящая слава (Карпинский болезненно вздрогнул), она горит тихим и легким огнем. Вы любите Гофмана, Диккенса? да?.. я так и думал! когда вы, прочтя их, начинаете бегать по комнате, или сидите, ничего не видя, а мысли в голове крутятсяпенятся, — такая радость, любовь к искусству, людям, жизни, вами овладевает, что вы готовы целовать руки тем чудотворцам!
Андрей Платонович замолчал, потом добавил конфузливо:
— Вот и при чтении вашего романа я испытал такое же чувство!
Карпинскому уже не было никакой охоты ломаться, или изображать великого писателя, принимающего поклонника. Он сказал просто, пожав руку Ветке:
— Благодарю вас. Заходите ко мне чаще. Где вы живете?
— Здесь, в этом самом доме, только во дворе, Я думаю даже, что от вас видны мои окна.
