„Играй, играй, дивная Барберина, муза моя! Какъ огненныя буквы я пронесу твое имя черезъ вѣка! Моя слава прославитъ тебя со мною!“
Онъ любилъ не только возвышенно думать, но и облекать мысленно свои думы въ возвышенную форму.
Звуки прекратились, но освѣщеніе не сходило съ портрета. Викторъ Николаевичъ поднялся и, подойдя къ столу, наклонился къ рамкѣ. Она освѣщалась изъ противоположнаго окна на дворѣ. И окно въ комнатѣ Карпинскаго, и то, изъ котораго исходилъ свѣтъ, не были завѣшаны. Тамъ, въ другомъ флигелѣ, подъ какой-то необычайно сильной лампой сидѣлъ молодой человѣкъ и писалъ, не подымая головы, даже не поправляя волосъ, спустившихся съ одной стороны ему на лобъ. Викторъ подождалъ нѣсколько минутъ, думая, не подыметъ ли тотъ головы, но тотъ писалъ, не отрываясь.
Рамка уже не свѣтилась. Разумѣется, свѣтъ изъ противоположнаго окна былъ не при чемъ въ странномъ оживленіи портрета. А можетъ быть, Викторъ Николаевичъ переставилъ карточку такъ, что на нее не падало луча изъ комнаты незнакомаго молодого человѣка.
Карпинскій и кромѣ воскресеній заходилъ иногда къ Свѣчинымъ. Считалось, что тогда онъ бываетъ у Варвары Павловны. Онъ самъ не помнилъ, какъ это повелось. Кажется, Барберина, мелькомъ, спросила, почему онъ не заходитъ запросто, онъ отвѣтилъ, что не смѣетъ отнимать время у Павла Денисовича, кузина пожала плечами и недовольно молвила:
— При чемъ же тутъ папа? вы будете приходить ко мнѣ.
„Играй, играй, дивная Барберина, муза моя! Как огненные буквы я пронесу твое имя через века! Моя слава прославит тебя со мною!“
Он любил не только возвышенно думать, но и облекать мысленно свои думы в возвышенную форму.
Звуки прекратились, но освещение не сходило с портрета. Виктор Николаевич поднялся и, подойдя к столу, наклонился к рамке. Она освещалась из противоположного окна на дворе. И окно в комнате Карпинского, и то, из которого исходил свет, не были завешаны. Там, в другом флигеле, под какой-то необычайно сильной лампой сидел молодой человек и писал, не подымая головы, даже не поправляя волос, спустившихся с одной стороны ему на лоб. Виктор подождал несколько минут, думая, не подымет ли тот головы, но тот писал, не отрываясь.
Рамка уже не светилась. Разумеется, свет из противоположного окна был не при чём в странном оживлении портрета. А может быть, Виктор Николаевич переставил карточку так, что на нее не падало луча из комнаты незнакомого молодого человека.
Карпинский и кроме воскресений заходил иногда к Свечиным. Считалось, что тогда он бывает у Варвары Павловны. Он сам не помнил, как это повелось. Кажется, Барберина, мельком, спросила, почему он не заходит запросто, он ответил, что не смеет отнимать время у Павла Денисовича, кузина пожала плечами и недовольно молвила:
— При чём же тут папа? вы будете приходить ко мне.
