Они ни разу не выходили въ фойэ и буфетъ, словно забывъ о куреньи. Расходящаяся толпа задержала ихъ у ложи. Случайно взоръ Бушменова остановился на господинѣ, стоявшемъ прямо противъ нихъ. Маленькаго роста, съ животикомъ, онъ былъ въ разстегнутомъ пальто, изъ-подъ котораго виднѣлся фракъ съ бѣлой гвоздикой въ петлицѣ, въ красныхъ, безъ перчатокъ, рукахъ незнакомца была конфетная коробка, перевязанная лиловой мочалой.
Бушменову снова показалось, что онъ во снѣ. Подойдя къ чужому господину, ничего не видя, онъ спросилъ громко, будто допрашивалъ:
— Тертые каштаны отъ Беррэнъ?
Тотъ заморгалъ глазами, бормоча:
— Что вамъ угодно?
— Это у васъ, — тертые каштаны отъ Беррэнъ?
— Да, но какое вы имѣете право?
— Я мужъ! Понимаешь, дрянь ты этакая? Я — мужъ!
Нѣсколько головъ обернулось въ ихъ сторону.
Кривцовъ тихо сказалъ:
— Не стоитъ!
— Конечно, не стоитъ.
— Сейчасъ же выбросить цвѣтокъ изъ петлицы и совѣтую не попадаться мнѣ на глаза!
Человѣчекъ покорно бросилъ не только бѣлую гвоздику, но и коробку на полъ, хотѣлъ что-то сказать, но Бушменовъ остановилъ его глазами.
Бушменовъ долго не рѣшался повернуться къ Кривцову, — такъ ему было горько и стыдно за Вареньку. Наконецъ, наполовину обернулся, но молодого человѣка уже не было. Послѣдніе зрители расходились. Дама лѣтъ тридцати съ блѣднымъ и томнымъ лицомъ, идя подъ руку съ молодымъ офицеромъ говорила:
Они ни разу не выходили в фойе и буфет, словно забыв о курении. Расходящаяся толпа задержала их у ложи. Случайно взор Бушменова остановился на господине, стоявшем прямо против них. Маленького роста, с животиком, он был в расстегнутом пальто, из-под которого виднелся фрак с белой гвоздикой в петлице, в красных, без перчаток, руках незнакомца была конфетная коробка, перевязанная лиловой мочалой.
Бушменову снова показалось, что он во сне. Подойдя к чужому господину, ничего не видя, он спросил громко, будто допрашивал:
— Тертые каштаны от Беррэн?
Тот заморгал глазами, бормоча:
— Что вам угодно?
— Это у вас, — тертые каштаны от Беррэн?
— Да, но какое вы имеете право?
— Я муж! Понимаешь, дрянь ты этакая? Я — муж!
Несколько голов обернулось в их сторону.
Кривцов тихо сказал:
— Не стоит!
— Конечно, не стоит.
— Сейчас же выбросить цветок из петлицы и советую не попадаться мне на глаза!
Человечек покорно бросил не только белую гвоздику, но и коробку на пол, хотел что-то сказать, но Бушменов остановил его глазами.
Бушменов долго не решался повернуться к Кривцову, — так ему было горько и стыдно за Вареньку. Наконец, наполовину обернулся, но молодого человека уже не было. Последние зрители расходились. Дама лет тридцати с бледным и томным лицом, идя под руку с молодым офицером говорила:
