— Я? Да глупости… Я смотрѣлъ, какъ сохнетъ земля… земля безъ мостовой, на которой вырастетъ трава… я люблю это. Она такъ пахнетъ!.. И ночное небо! Будто жаворонки запоютъ… Весной у меня часто бываютъ… такія слабости…
— Но какъ же вы добрались сюда?
— Я пришелъ пѣшкомъ.
Ну, не чудакъ ли? Я довезла его до Марсова поля, гдѣ онъ простился. По-моему, онъ просто хотѣлъ меня видѣть еще разъ. Но какъ онъ могъ знать, что я вздумаю кататься? Стоитъ ли, впрочемъ, объ этомъ думать?
Вечеромъ опять читала „Франческу“, но была разсѣянна и какъ-то все вспоминала: „какъ сохнетъ земля, на которой вырастетъ трава… она такъ пахнетъ… и какое небо! будто жаворонки запоютъ!“
Иногда вотъ такіе пустяки забьются въ голову и ничѣмъ ихъ не выгонишь!
Нужно позвонить Викентію Петровичу. Впрочемъ, нѣтъ… онъ все такъ серьезно принимаетъ, что, пожалуй, и тутъ найдетъ что-нибудь поэтическое!
— Я? Да глупости… Я смотрел, как сохнет земля… земля без мостовой, на которой вырастет трава… я люблю это. Она так пахнет!.. И ночное небо! Будто жаворонки запоют… Весной у меня часто бывают… такие слабости…
— Но как же вы добрались сюда?
— Я пришел пешком.
Ну, не чудак ли? Я довезла его до Марсова поля, где он простился. По-моему, он просто хотел меня видеть еще раз. Но как он мог знать, что я вздумаю кататься? Стоит ли, впрочем, об этом думать?
Вечером опять читала „Франческу“, но была рассеянна и как-то всё вспоминала: „как сохнет земля, на которой вырастет трава… она так пахнет… и какое небо! будто жаворонки запоют!“
Иногда вот такие пустяки забьются в голову и ничем их не выгонишь!
Нужно позвонить Викентию Петровичу. Впрочем, нет… он всё так серьезно принимает, что, пожалуй, и тут найдет что-нибудь поэтическое!
