что ей хотѣлось прочно утвердиться въ положеніи безоблачной невѣсты и похвастаться этимъ передъ таинственной, опасной женщиной, имѣющей какія-то связи (можетъ быть, права?) съ Алексѣемъ Ивановичемъ, — кромѣ этого ее какъ-то странно влекло къ Зинаидѣ Евгеньевнѣ, такъ что не приди та на ея записку, Лобанчикова не только обидѣлась бы, но ей было бы больно, почти какъ если бы ею манкировалъ самъ Алексѣй Ивановичъ.
Она пришла первой и начинала уже безпокоиться, какъ увидѣла издали приближающуюся къ ней Зинаиду. Сначала она хотѣла остаться на мѣстѣ, но сообразивъ, что, можетъ быть, та не помнитъ ее въ лицо и можетъ не узнать, пошла поспѣшно къ той навстрѣчу.
— Зинаида Евгеньевна, спасибо, что пришли.
— Это вы писали ко мнѣ?
Голосъ у пришедшей былъ нѣсколько глухой и низкій, говорила она какъ-то „въ себя“, отчего многихъ словъ не было слышно.
— Да, да. Пойдемте вотъ сюда, тутъ никого нѣтъ! — твердила Катя и пошла въ боковую аллею, не выпуская изъ рукъ тонкой, сухой и горячей руки Солнцевой. Ея лицо было не такимъ, что въ театрѣ, и ужъ совсѣмъ другимъ, чѣмъ на той увеличенной фотографіи.
— Вы — невѣста Алексѣя Ивановича Турина? — спросила просто и прямо Солнцева.
— Да. Вотъ о немъ-то я и хотѣла васъ спросить.
— Что же я могу вамъ сказать?
— Вѣдь вы любили его?
Зинаида промолчала. Катя повторила свой вопросъ.
— Какая тамъ любовь! — Нѣтъ… любили, любили! — настаивала Лобанчикова.
что ей хотелось прочно утвердиться в положении безоблачной невесты и похвастаться этим перед таинственной, опасной женщиной, имеющей какие-то связи (может быть, права?) с Алексеем Ивановичем, — кроме этого ее как-то странно влекло к Зинаиде Евгеньевне, так что не приди та на её записку, Лобанчикова не только обиделась бы, но ей было бы больно, почти как если бы ею манкировал сам Алексей Иванович.
Она пришла первой и начинала уже беспокоиться, как увидела издали приближающуюся к ней Зинаиду. Сначала она хотела остаться на месте, но сообразив, что, может быть, та не помнит ее в лицо и может не узнать, пошла поспешно к той навстречу.
— Зинаида Евгеньевна, спасибо, что пришли.
— Это вы писали ко мне?
Голос у пришедшей был несколько глухой и низкий, говорила она как-то „в себя“, отчего многих слов не было слышно.
— Да, да. Пойдемте вот сюда, тут никого нет! — твердила Катя и пошла в боковую аллею, не выпуская из рук тонкой, сухой и горячей руки Солнцевой. Её лицо было не таким, что в театре, и уж совсем другим, чем на той увеличенной фотографии.
— Вы — невеста Алексея Ивановича Турина? — спросила просто и прямо Солнцева.
— Да. Вот о нём-то я и хотела вас спросить.
— Что же я могу вам сказать?
— Ведь вы любили его?
Зинаида промолчала. Катя повторила свой вопрос.
— Какая там любовь! — Нет… любили, любили! — настаивала Лобанчикова.
