зданіе“ вытащила изъ архива! Теперь онѣ называются совсѣмъ иначе. Что же касается „содержанки“, то это страшно грубо. Кто тебя научилъ такимъ словамъ? И все-таки ты ничего не доказала, ты, навѣрно, не понимаешь смысла этихъ словъ.
— Ты ужасно глупъ, Сережа! Глупый и грубый! Я тебя спрашиваю серьезно, а ты говоришь со мною, какъ съ подросткомъ. Это нехорошо съ твоей стороны.
— Да мы, кажется, сердимся?
— Ну, конечно!
— Но что ты хочешь, чтобы я разсказалъ тебѣ?
— Что было между Солнцевой и Алексѣемъ.
— Самая обыкновенная исторія, которой никто не станетъ придавать значенія.
Екатерина Михайловна долго шла молча, наконецъ сказала:
— А она, можетъ быть страдаетъ!
— Кто это страдаетъ?
— Эта женщина.
— Зинаида-то? Ну, какъ же съ тобой говорить серьезно, когда ты въ состояніи думать только глупости, что „камелія“, скажемъ, страдаетъ. Вѣдь, это бываетъ только въ старыхъ драмахъ.
— Мнѣ даже стыдно, что ты, мой братъ, и такъ пошлъ!
Теперь молодой человѣкъ надулся и умолкъ.
— Какъ это все сложно! — будто про себя проговорила Лобанчикова.
— Удивительно сложно! пять разъ въ день случается.
— Тѣмъ хуже!
— Но Зинаида во всякомъ случаѣ утѣшилась и никакихъ сентиментовъ не заслуживаетъ. Такая же, какъ и всѣ. Устроилась и прекрасно живетъ… ты
здание“ вытащила из архива! Теперь они называются совсем иначе. Что же касается „содержанки“, то это страшно грубо. Кто тебя научил таким словам? И всё-таки ты ничего не доказала, ты, наверно, не понимаешь смысла этих слов.
— Ты ужасно глуп, Сережа! Глупый и грубый! Я тебя спрашиваю серьезно, а ты говоришь со мною, как с подростком. Это нехорошо с твоей стороны.
— Да мы, кажется, сердимся?
— Ну, конечно!
— Но что ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?
— Что было между Солнцевой и Алексеем.
— Самая обыкновенная история, которой никто не станет придавать значения.
Екатерина Михайловна долго шла молча, наконец сказала:
— А она, может быть страдает!
— Кто это страдает?
— Эта женщина.
— Зинаида-то? Ну, как же с тобой говорить серьезно, когда ты в состоянии думать только глупости, что „камелия“, скажем, страдает. Ведь, это бывает только в старых драмах.
— Мне даже стыдно, что ты, мой брат, и так пошл!
Теперь молодой человек надулся и умолк.
— Как это всё сложно! — будто про себя проговорила Лобанчикова.
— Удивительно сложно! пять раз в день случается.
— Тем хуже!
— Но Зинаида во всяком случае утешилась и никаких сентиментов не заслуживает. Такая же, как и все. Устроилась и прекрасно живет… ты
