шей въ нѣсколькихъ мѣстахъ фанеркой. Затѣмъ у окна стоялъ комодъ, покрытый вязанной скатертью, въ углу сіяла лампада передъ образомъ. Странными казались совершенно новенькіе кушетка и три пуффа въ яркихъ розахъ, поставленные у китайскихъ ширмъ, сплошь утыканныхъ фотографіями. Отворила двери ей старуха и недовѣрчиво смотрѣла на гостью, пока та объяснила о ридикюлѣ. Повидимому, эта женщина была и прислугой, потому что больше никто не появлялся. Поблагодаривъ Лобанчикову, старуха стояла, не приглашая Екатерину Михайловну войти и будто дожидаясь, когда та уйдетъ.
— Мнѣ нельзя было бы видѣть г-жи Солнцевой?
— Вы не безпокойтесь, я мѣшочекъ передамъ.
— Ея нѣтъ дома?
— Я право не знаю… Сейчасъ спрошу. Вамъ по дѣлу?
— По дѣлу.
— Зайдите въ комнату. Я сейчасъ узнаю.
Старуха говорила шепотомъ и съ видимой неохотой. Въ залѣ было необыкновенно тихо. Вдали пробило одиннадцать. Среди фотографій не было изображенія Алексѣя Ивановича; были какія-то мелкія артистки съ открытой сцены, мѣщанки, молодые люди съ усами, два-три юнкера и молоденькій дьяконъ. Дверная ручка брякнула, повернутая съ другой стороны двери, но никто не вошелъ. Тихо, тихо ручка приняла прежнее положеніе, а старуха вернулась черезъ переднюю.
— Простите, барышня, Зинаида Евгеньевна еще спитъ.
— Не скоро встанетъ? Я бы подождала…
Вы не безпокойтесь, я мѣшочекъ передамъ, а когда встанетъ, это неизвѣстно.
И опять остановилась, выжидая.
шей в нескольких местах фанеркой. Затем у окна стоял комод, покрытый вязанной скатертью, в углу сияла лампада перед образом. Странными казались совершенно новенькие кушетка и три пуффа в ярких розах, поставленные у китайских ширм, сплошь утыканных фотографиями. Отворила двери ей старуха и недоверчиво смотрела на гостью, пока та объяснила о ридикюле. По-видимому, эта женщина была и прислугой, потому что больше никто не появлялся. Поблагодарив Лобанчикову, старуха стояла, не приглашая Екатерину Михайловну войти и будто дожидаясь, когда та уйдет.
— Мне нельзя было бы видеть г-жи Солнцевой?
— Вы не беспокойтесь, я мешочек передам.
— Её нет дома?
— Я право не знаю… Сейчас спрошу. Вам по делу?
— По делу.
— Зайдите в комнату. Я сейчас узнаю.
Старуха говорила шепотом и с видимой неохотой. В зале было необыкновенно тихо. Вдали пробило одиннадцать. Среди фотографий не было изображения Алексея Ивановича; были какие-то мелкие артистки с открытой сцены, мещанки, молодые люди с усами, два-три юнкера и молоденький дьякон. Дверная ручка брякнула, повернутая с другой стороны двери, но никто не вошел. Тихо, тихо ручка приняла прежнее положение, а старуха вернулась через переднюю.
— Простите, барышня, Зинаида Евгеньевна еще спит.
— Не скоро встанет? Я бы подождала…
Вы не беспокойтесь, я мешочек передам, а когда встанет, это неизвестно.
И опять остановилась, выжидая.
