торой почти всѣ листики были выдраны. На уцѣлѣвшихъ было написано:
Сторожу на кладбищѣ — 15 рублей.
Въ два часа придетъ Анна Евграфовна.
Въ переплетную послать.
И потомъ двѣ даты: 17 марта и 2 октября.
Эти даты были поставлены вверху страницы, а подъ ними карандашемъ нарисованы въ безпорядкѣ головы, лошади, домикъ, корабликъ, дерево. Рисунокъ былъ неумѣлый, будто художникъ не стремился къ искусству, а чертилъ въ задумчивости, что придется, думая, можетъ быть, тяжело, можетъ быть, влюбленно о верхнихъ двухъ числахъ.
Лобанчикова тоже задумалась.
— 2 октября и 17 марта, что это за числа? знакомыя какія-то!.. День рожденія и именины Алексѣя Ивановича… Они тѣ же. Вотъ странное совпаденіе.
Екатерина Михайловна никому не сказала о чужомъ ридикюлѣ, рѣшивъ отнести его на Казанскую самой. Она надѣялась увидѣть Солнцеву, сама не зная точно, для чего ей это нужно. Выбрала воскресное утро, сказавъ, что пойдетъ къ обѣднѣ съ Сережей, — и потомъ, отпустивъ его до двѣнадцати часовъ, чтобы тогда снова сойтись въ соборѣ и вернуться вмѣстѣ, — сейчасъ же сама, торопясь и оглядываясь, наняла извозчика на Казанскую.
Обстановка передней и маленькой гостиной, куда Екатерину Михайловну ввела та же старуха, опять ничего не говорили Лобанчиковой о хозяйкѣ квартиры. Комнаты были темны и грязноваты, мебель производила впечатлѣніе старой (не старинной, а старой) съ отстав-
торой почти все листики были выдраны. На уцелевших было написано:
Сторожу на кладбище — 15 рублей.
В два часа придет Анна Евграфовна.
В переплетную послать.
И потом две даты: 17 марта и 2 октября.
Эти даты были поставлены вверху страницы, а под ними карандашем нарисованы в беспорядке головы, лошади, домик, кораблик, дерево. Рисунок был неумелый, будто художник не стремился к искусству, а чертил в задумчивости, что придется, думая, может быть, тяжело, может быть, влюбленно о верхних двух числах.
Лобанчикова тоже задумалась.
— 2 октября и 17 марта, что это за числа? знакомые какие-то!.. День рождения и именины Алексея Ивановича… Они те же. Вот странное совпадение.
Екатерина Михайловна никому не сказала о чужом ридикюле, решив отнести его на Казанскую самой. Она надеялась увидеть Солнцеву, сама не зная точно, для чего ей это нужно. Выбрала воскресное утро, сказав, что пойдет к обедне с Сережей, — и потом, отпустив его до двенадцати часов, чтобы тогда снова сойтись в соборе и вернуться вместе, — сейчас же сама, торопясь и оглядываясь, наняла извозчика на Казанскую.
Обстановка передней и маленькой гостиной, куда Екатерину Михайловну ввела та же старуха, опять ничего не говорили Лобанчиковой о хозяйке квартиры. Комнаты были темны и грязноваты, мебель производила впечатление старой (не старинной, а старой) с отстав-
