Ксюша думала, что она во снѣ все это слышитъ.
Какъ сквозь воду, доходили до нея поздравленія, восхищенія и совѣты подругъ. Платье уже безъ церемоніи вытащили и разглядывали и со всѣхъ сторонъ смотрѣли на свѣтъ, щупали, мяли. Наконецъ, хозяйка спросила:
— Что же, Ксюша, продавать его будешь?
Та смотрѣла молча.
— Платье-то, говорю, продавать будешь? Куда же тебѣ его, а тутъ за одинъ бисеръ сколько дадутъ!
— Нѣтъ, нѣтъ! — отвѣтила, наконецъ, дѣвушка, — я его продавать не буду, его продавать нельзя!
— Куда жъ тебѣ его? сама, что ли, будешь носить?
— Можетъ быть, и сама.
— По маскарадамъ ѣздить будешь?
— Я его въ церковь надѣну.
— Въ церковь въ такомъ платьѣ и не пустятъ еще.
— Почему не пустятъ?
— Неприлично потому что.
— Богу все равно, въ чемъ придешь.
— Про это я не знаю. Богу, можетъ быть, и все равно, а народъ осудитъ, да и просто, если сторожъ увидитъ, какой у тебя нарядъ, такъ не пропуститъ. А продать — другое дѣло. Я бы сама у тебя купила, хоть сегодня же четвертной бы дала, къ праздникамъ и пригодились бы, на землѣ не валяются.
Но Ксюша наотрѣзъ отказалась продавать новое платье и даже спрятала его въ комодъ, сама отпросившись въ церковь, такъ какъ былъ сочельникъ.
Хотя она совершенно обыкновенно шла по улицѣ и ничѣмъ не отличалась отъ остальныхъ людей, бывшихъ въ церкви, она тѣмъ не менѣе все время находилась въ какомъ-то столбнякѣ. Лишь къ концу службы она вдругъ поняла, что произошло, и заплакала не
Ксюша думала, что она во сне всё это слышит.
Как сквозь воду, доходили до неё поздравления, восхищения и советы подруг. Платье уже без церемонии вытащили и разглядывали и со всех сторон смотрели на свет, щупали, мяли. Наконец, хозяйка спросила:
— Что же, Ксюша, продавать его будешь?
Та смотрела молча.
— Платье-то, говорю, продавать будешь? Куда же тебе его, а тут за один бисер сколько дадут!
— Нет, нет! — ответила, наконец, девушка, — я его продавать не буду, его продавать нельзя!
— Куда ж тебе его? сама, что ли, будешь носить?
— Может быть, и сама.
— По маскарадам ездить будешь?
— Я его в церковь надену.
— В церковь в таком платье и не пустят еще.
— Почему не пустят?
— Неприлично потому что.
— Богу всё равно, в чём придешь.
— Про это я не знаю. Богу, может быть, и всё равно, а народ осудит, да и просто, если сторож увидит, какой у тебя наряд, так не пропустит. А продать — другое дело. Я бы сама у тебя купила, хоть сегодня же четвертной бы дала, к праздникам и пригодились бы, на земле не валяются.
Но Ксюша наотрез отказалась продавать новое платье и даже спрятала его в комод, сама отпросившись в церковь, так как был сочельник.
Хотя она совершенно обыкновенно шла по улице и ничем не отличалась от остальных людей, бывших в церкви, она тем не менее всё время находилась в каком-то столбняке. Лишь к концу службы она вдруг поняла, что произошло, и заплакала не
