— Только вѣдь, если я приду, то такъ одѣнусь, что вы меня ни за что не узнаете. Я-то васъ узнаю, а вы меня нѣтъ! Ну, прощайте, замерзла совсѣмъ!
Ксюша было позабыла о сшитомъ костюмѣ, а теперь разговоръ съ Евграфомъ Семеновичемъ опять ей о немъ напомнилъ. Было трудно удержаться, чтобы не открыть картонки и не посмотрѣть еще разъ на розовое сіянье, но она превозмогла себя, отгоняя разныя мысли.
Ксюша и жила при мастерской, будучи племянницей и крестницей хозяйки. Спала она отдѣльно отъ прочихъ мастерицъ, за шкапомъ въ коридорѣ, даже не на кровати, а на сундукѣ. Но она вовсе не оттого не могла заснуть, что ей было жестко или душно, нѣтъ, она все не могла забыть текучій нѣжно-бѣлый блескъ костюма Авроры. Если бы Евграфъ Семеновичъ увидѣлъ ее въ такомъ платьѣ, съ ума бы сошелъ!
Ксюша осторожно встала со своего сундука, прислушалась: всѣ спятъ спокойно. Хотя всѣ находились въ разныхъ комнатахъ, но квартирка, за исключеніемъ мастерской, была такъ мала, что изъ коридора было слышно, что дѣлается во всѣхъ концахъ помѣщенія.
Дѣвушка тихонько открыла дверь въ мастерскую. Темно. Лампадка въ углу чуть теплится, въ окнахъ какая-то бурая темнота. Тамъ, на небѣ, навѣрное, звѣзда-то горитъ; если присѣсть на полъ, пожалуй, ее даже видно! Но Ксюшу занимало что-то другое. Быстрымъ окомъ она нашла картонку, повернула штепсель, открыла крышку, минуту стояла словно въ нерѣшительное, и, потомъ вдругъ быстро-быстро стала надѣвать на себя приготовленное для Катерины Петровны Быковой платье, не попадая крючками въ петельки, громко щелкая кнопками. Только совсѣмъ уже готовою она
— Только ведь, если я приду, то так оденусь, что вы меня ни за что не узнаете. Я-то вас узнаю, а вы меня нет! Ну, прощайте, замерзла совсем!
Ксюша было позабыла о сшитом костюме, а теперь разговор с Евграфом Семеновичем опять ей о нём напомнил. Было трудно удержаться, чтобы не открыть картонки и не посмотреть еще раз на розовое сиянье, но она превозмогла себя, отгоняя разные мысли.
Ксюша и жила при мастерской, будучи племянницей и крестницей хозяйки. Спала она отдельно от прочих мастериц, за шкафом в коридоре, даже не на кровати, а на сундуке. Но она вовсе не оттого не могла заснуть, что ей было жестко или душно, нет, она всё не могла забыть текучий нежно-белый блеск костюма Авроры. Если бы Евграф Семенович увидел ее в таком платье, с ума бы сошел!
Ксюша осторожно встала со своего сундука, прислушалась: все спят спокойно. Хотя все находились в разных комнатах, но квартирка, за исключением мастерской, была так мала, что из коридора было слышно, что делается во всех концах помещения.
Девушка тихонько открыла дверь в мастерскую. Темно. Лампадка в углу чуть теплится, в окнах какая-то бурая темнота. Там, на небе, наверное, звезда-то горит; если присесть на пол, пожалуй, ее даже видно! Но Ксюшу занимало что-то другое. Быстрым оком она нашла картонку, повернула штепсель, открыла крышку, минуту стояла словно в нерешительное, и, потом вдруг быстро-быстро стала надевать на себя приготовленное для Катерины Петровны Быковой платье, не попадая крючками в петельки, громко щелкая кнопками. Только совсем уже готовою она
