— Я не совсѣмъ понимаю, что именно хотите вы сказать этимъ вопросомъ.
— Я хотю сказать, сшьто такъ не возможна. Это не мирнаво времю, это же напріятельская сштрана, а на дорогв хочь бы одинъ казацкій пакетъ, или иатроль, — ка́къ тамъ у васъ називается, — хочь бы душа живая!.. И сшьто они сабѣ думаютъ, сшьто турки завсегда такъ дэликатніи зъ ними будутъ, сшьто никогда не нападутъ увъ тилъ?!. Ну, и скажить пазжялуста, чѣмъ, напримѣръ, хочь бы ми зъ вами загарантованы увъ этая минута одъ мументальнаво наиаденью изъ какая нибудь засада? га?
„А, вотъ оно что́!“ — думаю себѣ и отвѣчаю въ тонъ Соломону:
— Ровно ничѣмъ, разумѣется. Все можетъ случиться.
— Ви такъ думаетю?
— Да, я такъ думаю.
— И это, по вашему, гхарошій перадокъ? га?
— Да ужь какой же порядокъ! — Сами видите.
— Я не совсем понимаю, что именно хотите вы сказать этим вопросом.
— Я хотю сказать, сшьто так не возможна. Это не мирнаво времю, это же наприятельская сштрана, а на дорогв хочь бы один казацкий пакет, или иатроль, — ка́к там у вас називается, — хочь бы душа живая!.. И сшьто они сабе думают, сшьто турки завсегда так дэликатнии з ними будут, сшьто никогда не нападут ув тил?!. Ну, и скажить пазжялуста, чем, например, хочь бы ми з вами загарантованы ув этая минута од мументальнаво наиаденью из какая-нибудь засада? га?
„А, вот оно что́!“ — думаю себе и отвечаю в тон Соломону:
— Ровно ничем, разумеется. Всё может случиться.
— Ви так думаетю?
— Да, я так думаю.
— И это, по вашему, гхароший перадок? га?
— Да уж какой же порядок! — Сами видите.
