дѣлъ. Мы съ Ар—зовымъ условились выступить изъ Чаушки-Махалы на закатѣ солнца, чтобы къ разсвѣту добраться по холодку до мѣста.
Около шести часовъ вечера наши деньщики пришли доложить намъ, что верховыя и вьючныя лошади наши готовы.
— А куда вы это ѣдете? освѣдомился Соломонъ Соломоновичъ.
— Въ Горный-Студень.
— Увъ Сштуденъ?! Агхъ, какъ это гхарашьо! обрадовался онъ: — и минѣ тоже надо въ Сштуденъ, — поѣдемте вмѣсту!
— Да вы развѣ верхомъ?
— Я-а?.. Зачэмъ верхомъ? — Я одинъ увъ двохъ колясшкахъ.
— Ну, а мы верхами.
— Ну, когда-жъ это не увсе одно?
— Совсѣмъ не одно: вы поѣдете рысью и будете тамъ часа черезъ два съ половиною иди, много-много, черезъ три, а мы, чтобъ не томить лошадей, пойдемъ шагомъ и доберемся только на разсвѣтѣ.
Лицо Соломона, вмѣсто радостнаго,
дел. Мы с Ар—зовым условились выступить из Чаушки-Махалы на закате солнца, чтобы к рассвету добраться по холодку до места.
Около шести часов вечера наши денщики пришли доложить нам, что верховые и вьючные лошади наши готовы.
— А куда вы это едете? — осведомился Соломон Соломонович.
— В Горный Студень.
— Ув Сштуден?! Агх, как это гхарашьо! — обрадовался он: — и мине тоже надо в Сштуден, — поедемте вместу!
— Да вы разве верхом?
— Я-а?.. Зачэм верхом? — Я один ув двох колясшках.
— Ну, а мы верхами.
— Ну, когда ж это не увсе одно?
— Совсем не одно: вы поедете рысью и будете там часа через два с половиною иди, много-много, через три, а мы, чтоб не томить лошадей, пойдем шагом и доберемся только на рассвете.
Лицо Соломона, вместо радостного,
