новичъ, въ своей просторной синей черкескѣ, сидя за другимъ столомъ и оборачиваясь порою на нашъ конецъ, въ спину Соломону, добродушно и весело смѣялся такъ, что вся утроба его колыхалась. И какъ я ему завидовалъ, что въ эту минуту онъ можетъ смѣяться, не стѣсняясь!.. Спросить у любаго изъ насъ — чему или надъ чѣмъ собственно хочется намъ смѣяться, и что именно намъ такъ смѣшно? — едва ли бы кто изъ насъ сумѣлъ отвѣтить на это съ точностью. Бываетъ иногда, просто Богъ вѣсть съ чего, такое возбужденно веселое настроеніе духа, и не то, чтобы у одного отдѣльнаго человѣка, а у цѣлой группы людей вдругъ, когда достаточно самаго малѣйшаго, ничтожнаго повода, на который въ другое время и вниманія не обратилъ бы, чтобы заставить васъ хохотать, дурачиться, школьничать. Въ такомъ смѣхѣ и такомъ настроеніи духа есть нѣчто заразительное. Быть можетъ, это — внутренняя потребность, которая объяснима, какъ реакція черезъ-чуръ уже долго продолжавшемуся серьезному, сурово-озабоченному настро-
нович, в своей просторной синей черкеске, сидя за другим столом и оборачиваясь порою на наш конец, в спину Соломону, добродушно и весело смеялся так, что вся утроба его колыхалась. И как я ему завидовал, что в эту минуту он может смеяться, не стесняясь!.. Спросить у любого из нас — чему или над чем собственно хочется нам смеяться, и что именно нам так смешно? — едва ли бы кто из нас сумел ответить на это с точностью. Бывает иногда, просто Бог весть с чего, такое возбужденно веселое настроение духа, и не то, чтобы у одного отдельного человека, а у целой группы людей вдруг, когда достаточно самого малейшего, ничтожного повода, на который в другое время и внимания не обратил бы, чтобы заставить вас хохотать, дурачиться, школьничать. В таком смехе и таком настроении духа есть нечто заразительное. Быть может, это — внутренняя потребность, которая объяснима, как реакция чересчур уже долго продолжавшемуся серьезному, сурово-озабоченному настро-
