А полюстровскія дачницы? о, это самыя прелестныя дачницы, какихъ только я знаю! — Онѣ представляютъ уже третью, особенную черту мѣстнаго характера относительно встрѣчи съ владѣльцемъ. При этой встрѣчѣ, онѣ нѣсколько кокетливѣе приподнимаютъ свои юбки, кокетливѣе выставляютъ ножку и выгибаютъ носки, кокетливѣе мотаютъ головами, взгляды ихъ мгновенно получаютъ какую-то томную влагу и обворожительность, а уста сами собою, невольно уже какъ то, лепечутъ какую нибудь ходячую французскую фразу — непремѣнно французскую, потому что въ сердцѣ прелестныхъ дачницъ всегда кроется страсть показать себя принадлежащими къ аристократическому кругу; а по ихъ мнѣнію, извѣстно, что аристократизмъ безъ французскаго языка не существуетъ. Оставивъ владѣльца шагахъ въ десяти за собою, онѣ опять преспокойно будутъ продолжать рѣчи свои на болѣе удобномъ для нихъ россійскомъ или нѣмецкомъ діалектѣ, но при встрѣчѣ непремѣнно употребятъ французское слово.
А полюстровские дачницы? О, это самые прелестные дачницы, каких только я знаю! — Они представляют уже третью, особенную черту местного характера относительно встречи с владельцем. При этой встрече, они несколько кокетливее приподнимают свои юбки, кокетливее выставляют ножку и выгибают носки, кокетливее мотают головами, взгляды их мгновенно получают какую-то томную влагу и обворожительность, а уста сами собою, невольно уже как то, лепечут какую-нибудь ходячую французскую фразу — непременно французскую, потому что в сердце прелестных дачниц всегда кроется страсть показать себя принадлежащими к аристократическому кругу; а по их мнению, известно, что аристократизм без французского языка не существует. Оставив владельца шагах в десяти за собою, они опять преспокойно будут продолжать речи свои на более удобном для них российском или немецком диалекте, но при встрече непременно употребят французское слово.