за- вліяніе на дачниковъ, что они, всѣ до одного, усвоили себѣ даже особенный, такъ сказать, полюстровскій характеръ. Всѣ полюстровцы въ этомъ отношеніи раздѣляются на двѣ категоріи: на искательныхъ и независимыхъ. И эта искательность и независимость, коими вполнѣ опредѣляется вышесказанный полюстровскій характеръ, появляются именно только въ одномъ извѣстномъ случаѣ — при извѣстной встрѣчѣ. Идетъ, напримѣръ, по парку владѣтель означенной территорія, попадается ему на встрѣчу дачникъ. Дачникъ знаетъ, что это владѣтель. Владѣтель же рѣшительно не знаетъ, что это дачникъ, и о личности его не имѣетъ ни малѣйшаго понятія. Ну, что̀ бы тутъ, кажется, особеннаго? Два совершенно незнакомыхъ другъ другу человѣка встрѣтились и прошли мимо. А между тѣмъ нѣтъ, — на дѣлѣ выходитъ вовсе не то; на дѣлѣ выходитъ, что мирный полюстровецъ, завидѣвъ издали еще аристократическаго владѣльца, изображаетъ на лицѣ своемъ самую любезную улыбку,
за- влияние на дачников, что они, все до одного, усвоили себе даже особенный, так сказать, полюстровский характер. Все полюстровцы в этом отношении разделяются на две категории: на искательных и независимых. И эта искательность и независимость, коими вполне определяется вышесказанный полюстровский характер, появляются именно только в одном известном случае — при известной встрече. Идет, например, по парку владетель означенной территория, попадается ему навстречу дачник. Дачник знает, что это владетель. Владетель же решительно не знает, что это дачник, и о личности его не имеет ни малейшего понятия. Ну, что бы тут, кажется, особенного? Два совершенно незнакомых друг другу человека встретились и прошли мимо. А между тем нет, — на деле выходит вовсе не то; на деле выходит, что мирный полюстровец, завидев издали еще аристократического владельца, изображает на лице своем самую любезную улыбку,
