надлежность mond’a; Новая деревня — нѣмцы; Крестовскій — нѣмцы; Петровскій — тоже нѣмцы; Полюстрово — чиновники и увы!.. опять таки нѣмцы! Впрочемъ, будучи здѣшнимъ старожиломъ, я уже давно убѣдился, что въ Петербургѣ безъ нѣмца ни на шагъ (не даромъ же онъ и Petersburg-омъ называется). Я убѣдился, что въ Петербургѣ русскіе обыватели составляютъ меньшинство; большинство же населенія — нѣмцы, нѣмцы и опять таки нѣмцы.
И такъ, въ Полюстровѣ — тоже нѣмцы, но нѣмцы, перемѣшанные съ чиновниками. Здѣсь чиновники составляютъ даже большинство. Почему ужь чиновники предпочитаютъ Полюстрово, я не знаю; извѣстно только, что они предпочитаютъ его. Впрочемъ, нынѣ Полюстрово уже утрачиваетъ свою благоуханную прелесть; нынѣ туда проникаетъ комфортъ и извѣстнаго сорта цивилизація; а я люблю (т. е. любилъ) Полюстрово во всей его патріархальной неприкосновенности и первобытной простотѣ. Прежде, бывало, гнилъ
надлежность mond’a; Новая деревня — немцы; Крестовский — немцы; Петровский — тоже немцы; Полюстрово — чиновники и увы!.. опять таки немцы! Впрочем, будучи здешним старожилом, я уже давно убедился, что в Петербурге без немца ни на шаг (не даром же он и Petersburg-ом называется). Я убедился, что в Петербурге русские обыватели составляют меньшинство; большинство же населения — немцы, немцы и опять таки немцы.
Итак, в Полюстрове — тоже немцы, но немцы, перемешанные с чиновниками. Здесь чиновники составляют даже большинство. Почему уж чиновники предпочитают Полюстрово, я не знаю; известно только, что они предпочитают его. Впрочем, ныне Полюстрово уже утрачивает свою благоуханную прелесть; ныне туда проникает комфорт и известного сорта цивилизация; а я люблю (т. е. любил) Полюстрово во всей его патриархальной неприкосновенности и первобытной простоте. Прежде, бывало, гнил
