отнюдь не гнѣздились въ его голубиной душѣ; дли него это записываніе своихъ мыслей и замѣчаній служило въ нѣкоторомъ родѣ удовлетвореніемъ своихъ психическихъ потребностей: оно замѣняло ему друга, которому въ откровенную минуту можно бы было излить свою душу, когда на этой душѣ накипѣло уже много житейской горечи. Горечь же въ его жизни но большей части составлялъ сосѣдъ — капитанъ Закурдайло. Однажды только — и то не на долго — посѣтила его дерзкая мысль, отнести свои записки въ редакцію «Сына Отечества» для напечатанія ихъ на столбцахъ сей достопочтенной газеты.
Но… посѣтила и покинула! Нѣтъ, подумалъ себѣ Млекопитаевъ, тамъ все такіе умные люди пишутъ — пожалуй еще опишутъ да осмѣютъ тебя… Нѣтъ ужь, куда намъ!!! И съ этихъ поръ означенная дерзкая мысль болѣе уже его не посѣщала.
Такъ тихо, однообразно и регулярно текли дни Млекопитаева, прерываемые по субботамъ и канунамъ большихъ праздниковъ — всенощ-
отнюдь не гнездились в его голубиной душе; дли него это записывание своих мыслей и замечаний служило в некотором роде удовлетворением своих психических потребностей: оно заменяло ему друга, которому в откровенную минуту можно бы было излить свою душу, когда на этой душе накипело уже много житейской горечи. Горечь же в его жизни но большей части составлял сосед — капитан Закурдайло. Однажды только — и то не на долго — посетила его дерзкая мысль, отнести свои записки в редакцию «Сына Отечества» для напечатания их на столбцах сей достопочтенной газеты.
Но… посетила и покинула! Нет, подумал себе Млекопитаев, там всё такие умные люди пишут — пожалуй еще опишут да осмеют тебя… Нет уж, куда нам!!! И с этих пор означенная дерзкая мысль более уже его не посещала.
Так тихо, однообразно и регулярно текли дни Млекопитаева, прерываемые по субботам и канунам больших праздников — всенощ-