Морфей, возмущенный капитанскимъ дуэтомъ, упорхнулъ и, разкапризившись, не хотѣлъ болѣе появляться на сцену.
Дѣлать нечего, пришлось приняться за Сына Отечества. — Господинъ Млекопитаевъ былъ постояннымъ и притомъ аккуратнѣйшимъ и ревностйѣншимъ подписчикомъ и читателемъ Сына Отечества. Долго его занимала какая то каррикатура, въ которой какъ ни старался онъ добиться особеннаго, тайнаго смысла, но, не взирая на всѣ свои потуги и усилія, не нашелъ въ ней даже смысла простаго, обыкновеннаго, такъ называемаго здраваго; а потому, успокоившись на предположеніи, что редакторъ долженъ быть необыкновенно тонкій, политичный и умный человѣкъ, Млекопитаевъ принялся за свою завѣтную тетрадь, на первой страницѣ которой значилось:
Морфей, возмущенный капитанским дуэтом, упорхнул и, раскапризившись, не хотел более появляться на сцену.
Делать нечего, пришлось приняться за Сына Отечества. — Господин Млекопитаев был постоянным и притом аккуратнейшим и ревностйеншим подписчиком и читателем Сына Отечества. Долго его занимала какая-то карикатура, в которой как ни старался он добиться особенного, тайного смысла, но, не взирая на все свои потуги и усилия, не нашел в ней даже смысла простого, обыкновенного, так называемого здравого; а потому, успокоившись на предположении, что редактор должен быть необыкновенно тонкий, политичный и умный человек, Млекопитаев принялся за свою заветную тетрадь, на первой странице которой значилось:
