— О чемъ тутъ безпокоиться! триста рублей — плевое дѣло! вотъ, милѣйшій, и деньги! проговорилъ Масмюковъ, отсчитавъ господину Канальскому три радужныя депозитки.
Господинъ Канальскій, необыкновенно довольный предстоящей комисіей, положилъ деньги въ свой карманъ и тотчасъ отправился хлопотать объ устройствѣ ужина съ литераторами.
«Ахъ чортъ возьми! — подумалъ онъ, выйдя изъ квартиры откупщика на улицу, — дѣло можетъ обернуться скверно, и даже весьма-таки скверно… Ну, какъ они не пойдутъ?.. Да-таки и навѣрное ни одинъ чортъ не пойдетъ… Какъ быть-то? Ахъ, боже мой, боже мой, вотъ положеніе-то! разсуждалъ онъ мысленно, идя безъ всякой цѣли по тротоару. Вѣдь только одна моя крайность проклятая вынудила меня на такую неловкую комисію… Зато триста въ карманѣ! Пятьдесятъ за букетъ отдамъ, тридцать-пять рублей за земля-
— О чём тут беспокоиться! триста рублей — плевое дело! вот, милейший, и деньги! проговорил Масмюков, отсчитав господину Канальскому три радужные депозитки.
Господин Канальский, необыкновенно довольный предстоящей комиссией, положил деньги в свой карман и тотчас отправился хлопотать об устройстве ужина с литераторами.
«Ах чёрт возьми! — подумал он, выйдя из квартиры откупщика на улицу, — дело может обернуться скверно, и даже весьма-таки скверно… Ну, как они не пойдут?.. Да-таки и наверное ни один чёрт не пойдет… Как быть-то? Ах, боже мой, боже мой, вот положение-то! — рассуждал он мысленно, идя без всякой цели по тротуару. — Ведь только одна моя крайность проклятая вынудила меня на такую неловкую комиссию… Зато триста в кармане! Пятьдесят за букет отдам, тридцать-пять рублей за земля-
