затѣмъ скромно и благоприлично сядетъ за пріуготовленную для него трапезу, пропустивъ предварительно въ желудокъ свой пищеварительной, и, насытившись, перейдетъ изъ за стола на кровать, гдѣ часика на два ждутъ его объятія… не подумайте чего либо непристойнаго! — нѣтъ, просто объятія Морфея.
И, только что Морфей начнетъ обнимать скромнаго чиновника Млекопитаева, какъ за тонкой стѣной вдругъ раздается громогласный романсъ:
«Бывало! въ домѣ преобширномъ,
Въ кругу друзей, въ кругу родныхъ,
Проводишь дни въ весельѣ мирномъ
И спишь въ постеляхъ пуховыхъ.
Послѣ возгласа «бывало!», возгласа, который особенно энергично произносилъ или, лучше сказать, выстрѣливалъ капитанъ Закурдайло, немедленно слѣдовалъ собачій вой, потрясавшій всѣ нервы Млекопитаева. И Млекопитаевъ въ просонкахъ вскакиваетъ съ кровати, и стоитъ нѣкоторое время какъ
затем скромно и благоприлично сядет за приуготовленную для него трапезу, пропустив предварительно в желудок свой пищеварительный, и, насытившись, перейдет из-за стола на кровать, где часика на два ждут его объятия… не подумайте чего-либо непристойного! — нет, просто объятия Морфея.
И, только что Морфей начнет обнимать скромного чиновника Млекопитаева, как за тонкой стеной вдруг раздается громогласный романс:
«Бывало! в доме преобширном,
В кругу друзей, в кругу родных,
Проводишь дни в веселье мирном
И спишь в постелях пуховых.
После возгласа «бывало!», возгласа, который особенно энергично произносил или, лучше сказать, выстреливал капитан Закурдайло, немедленно следовал собачий вой, потрясавший все нервы Млекопитаева. И Млекопитаев в просонках вскакивает с кровати, и стоит некоторое время как
