Несчастнаго мальчика, при видѣ своей обольстительницы, давно уже донимала самая жгучая страсть, а съ нѣкотораго времени онъ начиналъ чувствовать въ такія минуты даже какую-то злость противъ нея. Карандашъ былъ очиненъ. Гувернантка поблагодарила граціознымъ наклоненіемъ головы, но съ мѣста не подымалась.
— Чѣмъ вы заняты?
— Ничѣмъ, отвѣтилъ онъ сухо и нѣсколько желчно… M-lle Гальяръ удивилась несказанно, такъ какъ этотъ тонъ его впервые поразилъ ее своею новостью, ее, привыкшую къ совершенной покорности и подчиненію съ его стороны. — Вы, кажется, очень хорошо должны знать, чѣмъ и кѣмъ я постоянно занятъ, продолжалъ онъ въ томъ же духѣ. Впрочемъ, для васъ это совершенно все равно.
— Почему же вы такъ думаете? спросила гувернантка обиженнымъ тономъ. Вы, Алексисъ, знаете, что я всегда сочувствовала вамъ…
— Вы мнѣ сочувствовали! воскликнулъ
Несчастного мальчика при виде своей обольстительницы давно уже донимала самая жгучая страсть, а с некоторого времени он начинал чувствовать в такие минуты даже какую-то злость против неё. Карандаш был очинен. Гувернантка поблагодарила грациозным наклонением головы, но с места не подымалась.
— Чем вы заняты?
— Ничем, — ответил он сухо и несколько желчно… M-lle Гальяр удивилась несказанно, так как этот тон его впервые поразил ее своею новостью, ее, привыкшую к совершенной покорности и подчинению с его стороны. — Вы, кажется, очень хорошо должны знать, чем и кем я постоянно занят, продолжал он в том же духе. Впрочем, для вас это совершенно всё равно.
— Почему же вы так думаете? — спросила гувернантка обиженным тоном. — Вы, Алексис, знаете, что я всегда сочувствовала вам…
— Вы мне сочувствовали! — воскликнул