Коллежскій совѣтникъ Лузгаревъ посвятилъ себя на служеніе откупнымъ операціямъ; поэтому не мудрено, что его лѣстницу украшали ковры и экзоты, а его апартаменты — бронзы, бархатъ и картины. Коллежскій совѣтникъ Лузгаревъ тянулся въ аристократію и повсюду, гдѣ только была возможность, жестоко барничалъ. Онъ былъ тучный мужчина, лѣтъ пятидесяти, держалъ шесть паръ рысаковъ и двѣ пары танцовщицъ, — уважалъ свою супругу, урожденную баронесу фонъ-Шибзикъ, которая усердно дарила его чело приличными украшеніями, давалъ великолѣпные обѣды — а въ остальное почти не вмѣшивался. Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы онъ не заботился и о потомствѣ своемъ, которымъ снабдила его судьба въ видѣ сына Алексиса, мальчика четырнадцати лѣтъ, и двѣнадцатилѣтней дочери Лизы. Для этой послѣдней и понадобилась новая гувернантка, такъ какъ прежняя старушка, madame Oiseau,
Коллежский советник Лузгарев посвятил себя на служение откупным операциям; поэтому не мудрено, что его лестницу украшали ковры и экзоты, а его апартаменты — бронзы, бархат и картины. Коллежский советник Лузгарев тянулся в аристократию и повсюду, где только была возможность, жестоко барничал. Он был тучный мужчина, лет пятидесяти, держал шесть пар рысаков и две пары танцовщиц, — уважал свою супругу, урожденную баронессу фон Шибзик, которая усердно дарила его чело приличными украшениями, давал великолепные обеды — а в остальное почти не вмешивался. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он не заботился и о потомстве своем, которым снабдила его судьба в виде сына Алексиса, мальчика четырнадцати лет, и двенадцатилетней дочери Лизы. Для этой последней и понадобилась новая гувернантка, так как прежняя старушка, madame Oiseau,
