мое сраженіе проиграно!» И вслѣдъ за тѣмъ — она пошла «искать по свѣту, гдѣ оскорбленному есть чувству уголокъ».
Уголокъ, какъ водится, нашелся въ Россіи, въ добромъ городѣ Санктъ-Петербургѣ, куда она прибыла, въ ноябрѣ мѣсяцѣ, въ одномъ легкомъ бурнусикѣ съ маленькимъ сакъ-вояжемъ въ рукахъ, и основала свое первоначальное пребываніе въ какихъ-то нумерахъ. Положеніе ея было очень печально; ни средствъ, ни знакомыхъ, въ совершенно чужомъ городѣ, безъ всякой опредѣленной цѣли и впереди, и въ настоящемъ — что дѣлать? какъ быть?.. M-lle Гальяръ въ печальномъ раздумьѣ вышла на шумный Невскій проспектъ, который впрочемъ, послѣ парижскихъ бульваровъ, отнюдь не казался ей люднымъ и шумнымъ. Первая попавшаяся ей вывѣска перчаточнаго магазина съ французской фамиліей мигомъ разсѣяла ея мрачное настроеніе духа — и m-lle Гальяръ впорхнула туда очень граціозно съ милой и скромной улыбкой.
Тамъ за конторкой сидѣлъ, съ сигарой въ
мое сражение проиграно!» И вслед за тем — она пошла «искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок».
Уголок, как водится, нашелся в России, в добром городе Санкт-Петербурге, куда она прибыла, в ноябре месяце, в одном легком бурнусике с маленьким саквояжем в руках, и основала свое первоначальное пребывание в каких-то номерах. Положение её было очень печально; ни средств, ни знакомых, в совершенно чужом городе, без всякой определенной цели и впереди, и в настоящем — что делать? как быть?.. M-lle Гальяр в печальном раздумье вышла на шумный Невский проспект, который впрочем, после парижских бульваров, отнюдь не казался ей людным и шумным. Первая попавшаяся ей вывеска перчаточного магазина с французской фамилией мигом рассеяла её мрачное настроение духа — и m-lle Гальяр впорхнула туда очень грациозно с милой и скромной улыбкой.
Там за конторкой сидел, с сигарой в
