ни духу. Потерю брилліанта, volens nolens, приняла она на себя и довѣрчивый благовѣрный съ неудовольствіемъ пожурилъ ее за неосторожность. На томъ дѣло и докончилось.
Прошло съ полгода. Юлій Степановичъ воротился въ Петербургѣ и попрежнему сталъ показываться въ избранномъ кругу своего общества; по прежнему надъ благороднымъ челомъ его возсіялъ ореолъ хуанической славы и стоустая молва возвѣстила, по секрету, всему міру о его новыхъ успѣхахъ.
Однажды Юлій Степановичъ игралъ въ карты съ тремя солидными мужами преклонныхъ лѣтъ и соотвѣтственнаго ранга.
— Ахъ, какой у васъ прелестный перстень! сказалъ одинъ изъ нихъ, разглядывая крупный брилліантъ, красовавшійся въ изящной оправѣ на указательномъ пальцѣ фонъ-Штерна.
— Въ самомъ дѣлѣ рѣдкая, удивительная игра и вода необыкновенно чиста. А отливъ-то, отливъ — совсѣмъ угольный! повторяли другіе партнеры, любуясь перстнемъ фонъ-
ни духу. Потерю бриллианта, volens nolens, приняла она на себя, и доверчивый благоверный с неудовольствием пожурил ее за неосторожность. На том дело и докончилось.
Прошло с полгода. Юлий Степанович воротился в Петербурге и по-прежнему стал показываться в избранном кругу своего общества; по прежнему над благородным челом его воссиял ореол хуанической славы и стоустая молва возвестила, по секрету, всему миру о его новых успехах.
Однажды Юлий Степанович играл в карты с тремя солидными мужами преклонных лет и соответственного ранга.
— Ах, какой у вас прелестный перстень! — сказал один из них, разглядывая крупный бриллиант, красовавшийся в изящной оправе на указательном пальце фон Штерна.
— В самом деле редкая, удивительная игра и вода необыкновенно чиста. А отлив-то, отлив — совсем угольный! — повторяли другие партнеры, любуясь перстнем фон
