проговорилъ, а почти простоналъ несчастный.
— Очень обяжете, поклонился Юлій Степановичъ. Вы впрочемъ еще должны бить очень мнѣ благодарны за мою отличную скромность.
Тотъ на него поднялъ изумленные глаза.
— Не шутя! продолжалъ Штернъ, вы должны меня благодарить за то, что я такъ былъ остороженъ и скрытенъ въ отношеніяхъ съ нашей милой супругой, которую я даже очень люблю, что не только вы (мужъ въ этомъ случаѣ исключеніе), но и никто изъ постороннихъ, даже изъ самыхъ опытныхъ и зрячихъ людей, не видѣлъ и не догадался о нашей интригѣ. Всѣ убѣждены, что мнѣ наклеили носъ (отчего очень страдаетъ мое самолюбіе) и что ваша супруга — идеалъ недоступной семейной добродѣтели (что̀ — ея самолюбію, да и вашему тоже, очень льститъ конечно), значитъ, вы должны меня благодарить — другой поступилъ бы опрометчивѣе.
И фонъ-Штернъ окончательно распростился съ золотымъ тельцомъ.
проговорил, а почти простонал несчастный.
— Очень обяжете, — поклонился Юлий Степанович. — Вы впрочем еще должны бить очень мне благодарны за мою отличную скромность.
Тот на него поднял изумленные глаза.
— Не шутя! — продолжал Штерн, — вы должны меня благодарить за то, что я так был осторожен и скрытен в отношениях с нашей милой супругой, которую я даже очень люблю, что не только вы (муж в этом случае исключение), но и никто из посторонних, даже из самых опытных и зрячих людей, не видел и не догадался о нашей интриге. Все убеждены, что мне наклеили нос (отчего очень страдает мое самолюбие) и что ваша супруга — идеал недоступной семейной добродетели (что её самолюбию, да и вашему тоже, очень льстит конечно), значит, вы должны меня благодарить — другой поступил бы опрометчивее.
И фон Штерн окончательно распростился с золотым тельцом.
