клич сапожникам, предлагая, какие угодно деньги, но нету. И вот пришлось…
Увидя Елену, Лариосик побледнел, переступил на месте и, глядя почему-то вниз на изумрудные кисти капота, заговорил так:
— Елена Васильевна, сию минуту я еду в магазин, кликну клич и у вас будет сегодня же сервиз. Я не знаю, что мне и говорить. Как перед вами извиниться. Меня безусловно следует бить за сервиз. Я ужасный неудачник, — отнесся он к Николке. — И сейчас же в магазины, — продолжал он Елене.
— Я вас очень прошу ни в какие магазины не ездить, тем более, что все они, конечно, закрыты. Да позвольте, неужели вы не знаете, что у нас в Городе происходит?
— Как же не знать! — воскликнул Лариосик, — я, ведь, с санитарным поездом, как вы знаете из телеграммы.
— Из какой телеграммы? — спросила Елена, — мы никакой телеграммы не получили.
— Как? — Лариосик открыл широкий рот, — не по-лу-чили. А-га. То-то я смотрю, — он повернулся к Николке, — что вы на меня с таким удивлением… Но позвольте… Мама дала вам телеграмму в шестьдесят три слова.
— Ц … Ц … 63 слова, — поразился Николка, — какая жалость. Ведь телеграммы теперь так плохо ходят. Совсем, вернее, не ходят.
