выхода изъ горя и невзгоды. Онъ готовъ „въ ночь, подъ бурей, безъ дороги въ путь отправиться, горе мыкать, жизнью тѣшиться, съ злою долей перевѣдаться…“ И онъ увѣренъ, что „безъ пути, безъ свѣта свою долю сыщетъ“. Въ немъ живутъ, конечно, и сомнѣнія въ своей силѣ, но онъ глубоко сожалѣетъ, что нѣтъ у него довольно воли,
„Чтобъ въ чужой сторонѣ
На людей поглядѣть;
Чтобъ порой предъ бѣдой
За себя постоять,
Подъ грозой роковой
Назадъ шагу не дать…“
„Нѣтъ, въ томъ не могло не быть такой воли, кто въ столь мощныхъ образахъ могъ выразить свою тоску по такой волѣ…“ замѣчаетъ по этому поводу Бѣлинскій.
И въ трудѣ, и въ жизненной борьбѣ мы находимъ, такимъ образомъ, у Кольцова глубоко сознательное и ясное разумѣніе, энергію и силу чувства и пониманіе цѣлей и результатовъ. Естественно ожидать, что и вся народная душевная жизнь въ стихотвореніяхъ Кольцова предстанетъ передъ нами богатою и разнообразною, такою же, какою она является всюду, во всѣхъ классахъ общества. Дѣйствительно, мы и встрѣчаемъ у него пѣсни, рисующія страсти и пороки человѣческіе, радости и горе, сомнѣнія и вѣрованія.
Конечно, для Кольцова оставались темными многіе вопросы жизни и мысли, давно разрѣшенные для болѣе образованныхъ людей, и потому его „думы“ иногда отличаются какой то особенной трогательной наивностью какъ формы, такъ и содержанія. Но и тутъ ясный и необыкновенно сильный умъ Кольцова поднималъ его выше образованной толпы. Совершенно, конечно, напрасно думали, что для него только, для самаго поэта, важны были вопросы, навѣянные на него темнотой могилы: „Что слухъ мой замѣнитъ? Потухшія очи? Глубокое чувство остывшаго сердца? Что будетъ жизнь духа Безъ этого сердца?“ Очевидно, мысль Кольцова простиралась до тѣхъ предѣловъ, которые только кажутся ясными для образованной толпы. И Кольцовъ былъ безконечно правъ, говоря, что умъ нашъ „наобумъ мѣшаетъ съ былью небылицу“. И то, что такъ тревожило Кольцова въ нерѣшенныхъ для него вопросахъ, по существу остается тревожно нерѣшеннымъ и для всѣхъ истинно, глубоко и самостоятельно мыслящихъ людей.
Кто не согласится, что для людей, вѣрящихъ въ будущее нашей родины и нашего народа, симпатичнѣе воззрѣнія Кольцова: что народъ русскій — не рой подавленныхъ рабовъ, а сознательный, великій народъ, чрезъ вѣка испыта-