Ко всему этому присоединилось обстоятельство, отозвавшееся пагубно и на душевномъ состояніи, и на здоровьѣ Кольцова. „Страстною любовью озарился восходъ его жизни“, говоритъ Бѣлинскій, „пышнымъ, багрянымъ, но зловѣщимъ блескомъ страстной любви озарился и закатъ его жизни. Закрывъ глаза на все, полною чашею, съ безумной жадностью, пилъ нашъ страдалецъ отвратительные восторги. На бѣду его, эта женщина была совершенно по немъ — красавица, умна, образована“. Кольцовъ въ своихъ письмахъ, въ увлеченіи, и представляетъ ее такою. Въ дѣйствительности эта особа, купеческая вдова Варвара Григорьевна Лебедева, урожденная Огаркова, была женщина довольно потерянная: легко сблизившись съ Кольцовымъ, она еще легче бросила его, умчавшись изъ города съ какимъ-то офицеромъ. Но удаляясь, она оставила Кольцову отвратительную болѣзнь, которая и свела его въ могилу. Тщетно врачъ Малышевъ употреблялъ всѣ средства, предписываемыя медицинскою наукою; болѣзнь неотвратимо прогрессировала, приводя поэта къ роковому концу.
„Она поѣхала здоровая, а я остался больной“, писалъ Кольцовъ Бѣлинскому. „Къ лѣкарю, — и все прошло; только вслѣдъ за этимъ открывается боль въ груди, потомъ распаденіе во всемъ организмѣ. Убійственная испарина каждую ночь, желудокъ разстроился, открылся кашель желудочный, и я едва-едва уцѣлѣлъ живой — жизнь висѣла уже на волоскѣ“. Это письмо писано въ іюнѣ; а въ октябрѣ, повторяя описаніе своей болѣзни, онъ пишетъ: „Сталъ выздоравливать, понемногу поправляться, осиливать, началъ ходить, проѣхаться, — бухъ, воспаленіе въ почкахъ.....“
Родные Кольцова, очевидно, отнеслись къ связи его съ Лебедевой и затѣмъ къ болѣзни съ понятнымъ отвращеніемъ. Между тѣмъ глухая борьба изъ-за дома обострилась. Кольцовъ хотѣлъ получить значительную часть, чтобы вырваться изъ Воронежа въ Петербургъ или Москву. Младшая сестра его, Анисья, между тѣмъ выходила замужъ, и отецъ, сверхъ приданаго, назначилъ ей 3.000 рублей деньгами; Кольцовъ протестовалъ противъ этого, какъ и противъ замужества сестры за человѣка, который ему очень не нравился. Все это создало вокругъ него враждебную атмосферу, въ которой жить ему было весьма тяжело. Часть лѣта онъ провелъ на дачѣ на берегахъ Дона у родственника но, воротившись домой, встрѣтилъ въ семьѣ прямо враждебныя отношенія. Вотъ что писалъ онъ самъ въ декабрѣ 1841 года: „…Послѣднія непріятности многое мнѣ открыли, чего я прежде не зналъ… Сестру отецъ помолвилъ, на святкахъ сговоръ, а тамъ свадьба.… Здѣсь отецъ, а паче
