по времени успѣховъ въ самообразованіи; онъ довольно правильно владѣлъ литературнымъ языкомъ и… даже… писалъ стихи“. Онъ самоучкою выучился рисовать и играть на гусляхъ и фортепьяно. Это былъ художникъ по натурѣ, никогда не заботившійся о своей выгодѣ — и умершій бѣднякомъ. Такое же представленіе даетъ о немъ и Малыхинъ, бывшій редакторомъ газеты въ Воронежѣ. Въ стихотворномъ письмѣ Кольцова къ Кашкину есть мѣсто, всего краснорѣчивѣе говорящее за такое воззрѣніе на него. Этому то человѣку и рѣшился показать свои опыты Кольцовъ.
По разсказу Де-Пуле, Кашкинъ, тогда еще молодой человѣкъ, хотя много старше Кольцова, еще прежде обратилъ вниманіе на мальчика невзрачной наружности, плохо одѣтаго, но читающаго и даже покупающаго книги, и приласкалъ его. Кольцовъ сталъ ходить къ нему чаще, и рѣшился довѣриться авторитету Кашкина. Онъ показалъ ему „Три видѣнія“ и другіе свои стихи. Кашкинъ сказалъ откровенно, что стихи плохи, но чтобы писать хорошіе, нужно познакомиться съ правілами стихосложенія, — и подарилъ Кольцову „изданную для воспитанниковъ благороднаго университетскаго пансіона“ „Русскую Просодію, или правила, какъ писать русскіе стихи, съ краткими замѣчаніями о разныхъ родахъ стихотвореній“, предложивъ въ то же время пользоваться книгами изъ его библіотеки безплатно. Книги, которыя Кольцову особенно нравились, онъ покупалъ, и въ его библіотекѣ появились сочиненія Жуковскаго, Пушкина, Дельвига.
По свидѣтельству Невѣрова, пять лѣтъ пользовался Кольцовъ безплатно библiотекой Кашкина и, что еще важнѣе, его совѣтами въ чтеніи и сочиненіяхъ. „Цѣлый новый мiръ открылся передъ нимъ“, по выраженію Бѣлинскаго. Стихи, которые онъ писалъ теперь, онъ несъ на судъ къ Кашкину. Съ этихъ поръ Кольцовъ пріобрѣтаетъ нѣкоторую извѣстность въ Воронежѣ въ качествѣ любопытнаго явленія — „мѣщанина-стихотворца“, „поэта-прасола“.
Кольцову исполнилось 17 лѣтъ. Въ это время съ нимъ произошло событіе, имѣвшее огромное вліяніе на его душевную жизнь. Въ домѣ ихъ всегда была крѣпостная женская прислуга, покупаемая, конечно, на имя какого-нибудь помѣщика. Одна изъ такихъ служанокъ, жившая, впрочемъ, болѣе въ качествѣ подруги и помощницы сестеръ поэта, отличалась замѣчательной красотою, — и онъ влюбился въ нее. По словамъ Бѣлинскаго, „это была страсть глубокая и сильная, вліяніе которой Кольцовъ чувствовалъ всю жизнь свою.Онъ не только любилъ, онъ уважалъ, свято чтилъ предметъ своей любви, въ которомъ нашелъ осуще-
