погребено было бы во тьмѣ безотчетныхъ животныхъ ощущениій. Этотъ то свѣтильникъ беремъ мы въ руководство съ совершенно увѣренностью, что при его свѣтѣ съ одной стороны обнажатся предъ нами всѣ факты внутренняго опыта, съ другой отдѣлится и устранится все чуждое нравственной нашей жизни и пришлое отвнѣ — изъ міра внѣшняго. Поэтому на сознаніе мы смотримъ, какъ на начало Психологіи, и смыслъ этого начала опредѣляемъ самымъ его назначеніемъ — озарить факты познающей, желающей и чувствующей нашей природы. Въ основаніи нашей науки должно лежать непосредственно извѣстное и аподиктически вѣрное полоэеніе, что явленія, относящіяся къ существу нашего духа, сознаются, какъ добытыя внутреннимъ опытомъ, и на оборотъ, — всѣ явленія, входящія въ сознаніе, какъ факты внутренняго опыта, относятся къ существу нашего духа. Отсюда само собою явствуетъ, что сознаніе, какъ начало психологіи, ни формально, ни реально: потому что оно во первыхъ не опредѣляетъ формы нашихъ познаній о душѣ, т. е. не показываетъ, какимъ образомъ факты внутренняго опыта должны быть взаимно соединяемы, чтобы составили одно гармоническое цѣлое; во вторыхъ, оно само по себѣ и изъ себя не даетъ матеріи для нашей науки, то есть, ихъ понятія о сознаніи, какъ о свѣтѣ, озаряющемъ все, чѣмъ проявляется душа, нельзя вывестъ того чѣмъ можетъ и должна она проявляться. Сознаніе въ формальномъ и реальномъ отношеніи есть начало не доказательное, а только указательное: озаряя тайники человѣческаго духа, оно этимъ самымъ какъ бы указываетъ в нихъ на готовыя уже явленія и предшествуетъ внутреннему опыту въ его наблюденіяхъ, чтобы
