вѣрѣ. — Что̀ мнѣ было отвѣчать имъ на такіе вопросы? Малютка тоже отозвалась своимъ тоненькимъ голосомъ: «слышно, что они всѣхъ плѣнныхъ клеймятъ противъ сердца,» говоря это, она указывала на свое собственное сердце. — Это легко можетъ быть, отвѣчала я; объ этомъ что̀-то и я слышалъ. — Онѣ приступили было ко мнѣ съ разспросами, но я встала, сказавъ, что долженъ спѣшить къ своему мѣсту. «Итакъ, Господь съ вами, батюшка,» говорили обѣ сестры, провожая меня по переходамъ къ лѣстницѣ.
Куртку мнѣ сшили, я надѣла ее и хотѣла сей-часъ выѣхать изъ города; но это не такъ-то легко было сдѣлать: непріятель близко, многіе извощики оставили Москву, и тѣ изъ нихъ, которые были еще тутъ, просили съ меня пятьдесятъ рублей, чтобъ довезть до главной квартиры; но какъ у меня нѣтъ и одного, не только пятидесяти, то я отправляюсь пѣшкомъ. Прошедъ версты три по мостовой, я принуждена была лечь на землю, какъ только вышла
вере». Что мне было отвечать им на такие вопросы? Малютка тоже отозвалась своим тоненьким голосом: «Слышно, что они всех пленных клеймят против сердца», — говоря это, она указывала на свое собственное сердце. «Это легко может быть, — отвечала я, — об этом что-то и я слышал». Они приступили было ко мне с расспросами, но я встала, сказав, что должен спешить к своему месту. «Итак, господь с вами, батюшка,» — говорили обе сестры, провожая меня по переходам к лестнице.
Куртку мне сшили, я надела ее и хотела сейчас выехать из города, но это не так-то легко было сделать: неприятель близко, многие извозчики оставили Москву, и те из них, которые были еще тут, просили с меня пятьдесят рублей, чтоб довезть до главной квартиры, но как у меня нет и одного, не только пятидесяти, то я отправляюсь пешком. Прошед версты три по мостовой, я принуждена была лечь на землю, как только вышла
